Посвящается С. Филиппову

Сергея трясли за плечо. Он с трудом разомкнул веки и не сразу понял, что он не на своей койке в общежитии, а в электричке, везущей его домой, в посёлок из города. И тотчас же пожалел, что потратил вчера последние деньги на отвальную и что она, как всегда, обернулась людной пирушкой, продлившейся за полночь, и тоскливой этой досадой: ни билета в кармане, ни денег на штраф, а ещё бы две станции - и... Не доехал - ссадили: проветрись, студент!

Сергей придавил лоб ладонью, тряхнул головой, сбрасывая остатки сна, заморгал, взглянув на полуденное солнце. Совсем жёлтый лист, падая с клёна, едва не задел Сергея за лицо и лёг под ноги. Студент шагнул и раздавил бы его, если бы тот от ветра не соскользнул с платформы на шпалу.

Сергей вынул из кармана джинсовой куртки сигаретную пачку, намереваясь закурить, но она оказалось пустой, и студент опять пожалел о вчерашнем.

На дальнем пути томился товарный состав. Из-под его вагонов по временам выныривали с корзинками дачники и останавливались на перроне в ожидании электрички. Некоторые курили. Сергей ступил на лестницу моста-перехода и зашагал по частым ступеням.

Загудел, тронулся локомотив и товарные вагоны за ним, задрожали под тяжестью груза рельсы. Минута - и дальний путь опустел!

На платформе засуетились люди. С правой стороны донёсся гул, показалась, приближаясь, электричка. И подкатила к перрону и, поглотив пассажиров, отправилась дальше. Сошедшие с неё новые дачники спешили к своим садам-огородам. Сергей не стал догонять ни мужчину, попыхивающего сигареткой на ходу, ни мальчика-подростка, остановившегося перед спуском с платформы (слабый ветерок то и дело задувал спичку в его неумелых руках, и он чиркал о коробок снова и снова); наоборот, остановился в конце моста-перехода, положил руки на перила ограждения и стал с высоты оглядывать окрестность. Холодок обдувал щёки, шею, и ночная тяжесть стала уходить куда-то и вскоре исчезла совсем.

С высоты моста видна была вся округа: ближние домики посёлка и часть дальних; похожий на сухой кисель склон поселковой горы; рельсы, уходящие в даль с лучами отражённого солнца; поросшая конским щавелем луговина и тропинка на ней, забирающая плавно влево; спины дачников, идущих гуськом; и полукругом стоящие дерева - и за ними второй и третий ряды - весь этот лесок, окрашенный в цвета золотой осени. Красота осенней листвы глянула в душу студента, и он оторопел, недоумевая, будто впервые увидев землю и небо, и облака, плывущие неведомо куда и откуда, и солнце, ослепившее глаза.

Не помня себя, Сергей пересекает луговину. Аромат последних цветов. Запах трав и листвы. Как легко дышать! Как легко идти! Расступаются на пути деревья. Листья шуршат под ногами. Дальше! В глубь! Веер солнца в листве. И забытая, и непривычная тишина.

Студент остановился, прислушиваясь.

Вновь стал слышен шелест и шорох. Это - листья: ветер тронул верхи. Вот дохнул - и летят они с высоты, зависая в воздухе, переворачиваясь на лету, оседая на землю плавно и медленно. Жёлтые! Красные! Рыжие! Кленовые, дубовые, осиновые. Берёзовые. И летят, и летят. И летят, и летят... Дождь! Как дождь!.. Листопад! Листопад!.. И студент подставляет голову, руки, словно купаясь в листве... 

Берёзовый лист лёг на ладонь - и ноздри шевелятся, вдыхая. Ах, как пахнет, как пахнет! Что ж ты делаешь, осень?! Что ж ты делаешь?! Не сойти бы с ума, не умереть бы, задохнувшись от счастья! И студент падает в траву, на листья лицом вниз, и обнимает руками землю, и шепчет, не разбирая слов: «Господи! Господи!..» И глаза наполняются слезами, и хочется жить, жить, жить...