Посвящается Екатерине Ч.

 

В комнате выпивали. Велехов это понял сразу по громким и возбуждённым голосам, доносящимся из-за двери: алкоголь уже начал действовать, и люди перестали слышать друг друга.

«Зайти или нет?» - Велехов колебался: не хотелось ни выпивать, составляя компанию, ни высказывать просьбу при посторонних. Нужда перевесила сомнения, и он стукнул костяшками пальцев в фанерную дверь.

Голоса  тотчас стихли.  Хозяин комнаты Коля привычным своим баском прерывисто бросил:

- Открыто. Войдите!

Велехов толкнул плечом дверь. Та легко и непринуждённо открылась, предоставив взору входящего обычную для общаги картину. В комнате было не убрано. На столе и возле стола стояли полные и уже опорожнённые бутылки. За столом восседали трое и пили пиво. Ударял в ноздри запах то ли сушёной, то ли вяленой рыбы.

- Привет честнОй компании! - поздоровался Велехов с Колей и с двумя не знакомыми ему парнями.

Троица загалдела в ответ, в разнобой выражая приветствие.

- Это Фарит, - представил Коля Велехову узкоглазого парня с острым кадыком. - Живёт прямёхонько надо мной.

- Потому и знакомы, - подхватил Фарит и оглядел Велехова задиристым взглядом.

- А мы не поэтому, - простодушно ответил Велехов. - Мы вместе работаем.

- Его Петрухой зовут, - представил Коля Велехова Фариту и хотел, вероятно, назвать фамилию. Но Фарит перебил фразой:

- Петя, петушок, золотой гребешок! - и заржал гомерически.

Фраза была полна издевательства и сарказма. Велехов вскинул глаза на обидчика, сделал шаг к нему, но Коля удержал его от дальнейшего, поднявшись навстречу:

- Ну-ну, Велехов, не кипятись. И сядь-ка, выпей с нами.

Велехов подчинился, потому что Коля силой усадил его на свободный стул и держал за плечи, не давая подняться.

Видя, что Велехов не намерен прощать обиду, Коля перевёл внимание на вторую сторону конфликта:

- Фарит! Если ты закривел, то иди домой. Здесь живу я, и барагозить у меня я тебе не позволю.

- А кто барагозит? - пустил смешок Фарит. - Это цветочки. Я барагожу не так. Да, Тимур?

- Это Тимур, - не к месту представил Велехову Коля дружка Фарита. 

- «Мы вместе работаем», - ехидно вернул Велехову его фразу Фарит, передёрнув её и наполнив прежним издевательским смыслом. Затем не без гордости прибавил, картинно уточняя:

- Вышибалы мы в ресторане. Усмиряем разбушевавшихся и протрезвляем нетрезвых.

- Ну всё, Фарит, ты меня достал! - повернулся к задире Коля всей своей массой бывшего тяжелоатлета. - Сейчас ты у меня, точно, пойдёшь домой.

- Да ладно, Колян. Я больше не буду, - увернулся от захвата Фарит.

- Обещаешь? - баском пожелал  уточнить Коля.

- Замётано! - с готовностью и не без иронии выкрикнул Фарит.

Коля подначки не заметил - он вообще был твердолоб - и отступился от Фарита.

- Выпей, - сказал Коля Велехову, ставя перед ним бутылку с пивом, рукой сковырнув с неё крышку.

Велехов стал отказываться:

- Я к тебе не за этим. Я по делу пришёл.

- О деле поговорим после, - не принял отказа Коля.

Перед Велеховым стояла в тарелке чья-то еда и рядом недопитый стакан. Велехов спросил Колю, нельзя ли убрать их? На что тот неопределённо ответил:

- Здесь Катька сидела. За гитарой пошла.

Катька, Катюха, Екатерина - всяк называл её по-своему - была в общежитии знаменитостью. Она превосходно играла на гитаре и столь же прекрасно пела. В каждой комнате ей всегда были рады. Дня не было, чтобы на каком-нибудь этаже не звучал её бархатистый голос. Она была душой любой нетрезвой компании, где просто так выпивать людям делалось скучно. Тогда звали её, и она охотно приходила. Либо, уже будучи в гостях, отлучалась ненадолго за гитарой - и вскоре праздник воцарялся здесь всерьёз и надолго: музыка начинала привлекать присутствующих больше спиртного.

В мужской же компании, как сейчас в комнате Коли, ей оказывался ещё и дополнительный почёт. Катюха была отлично сложена, а большие зелёные глаза, всегда распахнутые миру, и рыжие волосы, ниспадающие до плеч, делали её вовсе неотразимой. Парни благоговели перед ней, становились героями, негодяями - лишь добиться её внимания любой доступной ценой.

Нечто подобное было и здесь сейчас.

При упоминании имени Катьки и Фарит, и Тимур как-то подобрались оба, маслянно переглянулись, давая понять друг другу, что не отказались бы от секса с нею. Коля особых эмоций не проявил, лишь с нетерпением поглядел на дверь: мол, скоро там она? Что до Велехова, то он, дабы побыть в обществе Катюхи, разом перестал торопиться и даже забыл о своей нужде - попросить у Коли денег взаймы.

В коридоре послышался гитарный перебор - Катюха предупреждала о скором своём появлении. Любой артист любит внимание к себе, тем более женщина в мужском окружении.

- Испорчена пьянка! - бросил шутку Фарит, едва Катюха показалась на пороге.

Раздался бряк - гитара задела чем-то за что-то - должно быть, грифом о дверной косяк или дверь. Однако звук не успел погаснуть, как артистка уже зашла в комнату. Велехов поднялся, освобождая ей её место за столом, но она сказала, что ей удобнее на диване, и расположилась с гитарой на коленях там, в углу комнаты.

- Не нравится - вали к себе, -  напомнил Фариту баском Коля, кто тут хозяин.

- Да я же в шутку, - стал уворачиваться Фарит.

- Тогда сиди и помалкивай, -  не без пантов выставил условие Коля: Катька ему нравилась - и он не прочь был сейчас рисануться перед нею, зарабатывая очки в свою пользу в споре с остальными.

- Музыка пьянке не мешает, - впервые подал голос Тимур, то ли желая уколоть Колю, то ли чтобы подыграть дружку своему Фариту. Он был похож на своего другана внешне и характером, и многие принимали их за братьев.

- Если и ты туда же, то можете сваливать оба, - парировал укол Коля.

- Ну уж нет, мы останемся, - теперь возвысил голос уже Фарит. - Тем более что пиво наше, и оно ещё не выпито.

- Вы сначала моё выпили, потом принесли своё, - уточнил баском Коля, желая восстановить справедливость, дабы не уронить себя перед Катькой. Катюха давно нравилась ему, но у него ещё не было случая испытать её на прочность ни с глазу на глаз, ни в компании, как сейчас.

- Помолчите, вы все! - устал слушать препирания Велехов. - Давайте послушаем артистку.

- В самом деле, мальчики! - подхватила Катюха и, тронув струну, подстроила на звук гитару.

- Не знаю, кто тут мальчик, - отвесил шутку Фарит, - я так мужчина.

- Я тоже,  - подыграл дружбану Тимур.

- Я вас сейчас кастратами сделаю, - грузно привстал Коля.

- А ты сначала попробуй, - поднялся со стула Фарит. Следом то же самое проделал Тимур.

Велехов поспешил поддержать друга. Он тоже поднялся:

- Я на твоей стороне, Колюха. Двое против двоих. Поровну.

- Мальчики, драки не будет! Или я ухожу! - выдвинула для всех ультиматум Катюха и для убедительности встала с дивана, продолжая держать пальцами аккорд.

- А теперь я всерьёз спрашиваю, - забасил сипло Коля, обращаясь к Фариту и Тимуру. - Или вы выкатываетесь из комнаты прямо сейчас, забрав своё пиво. Или затыкаетесь насовсем, пока Катюха не даст вам слово.

- Мы затыкаемся, - произнёс Фарит, лукаво посмотрев на Тимура. Тот подхватил шутку и в тон ей сострил:

- Даём обет молчания на всё время концерта.

- Вот и молодцы! - сказала Катюха, снова умостилась на диванчике и стала что-то наигрывать, призывая к вниманию.

- Одно уточнение - и молчок? - запросил дозволения и взглядом Фарит.

- Одно - и хорош! - благородно позволил Коля.

- Обет молчания, не безбрачия, - хохотнул Фарит.

- Смешно! Оборжаться! - поставил точку баском Коля, и Катюха заиграла вовсю.

Это было вступление, проигрыш. Парни притихли на местах, все четверо; Катюха восприняла молчание как одобрение и запела. По лицам, по глазам она видела, что первые же звуки её песни восхитила всех четверых. Парни, как по команде, притихли, ухом и душой улавливая слышимое и затаённое, что всегда присутствует в доподлинном произведении песенного искусства.

- «Переведи меня через майдан», - пела Катюха песню слепого лирника, и каждый из парней представлял себе эту картину по-своему и вместе с тем одинаково: площадь, а на ней неведомая и красивая она - такая, какой хочется не только подать руку, чтобы идти бок о бок с нею, но и отдать ей душу и сердце. Такова цена бесценному мигу, плата за восторг и участие:

 

- Переведи меня через майдан,

через родное торжище людское...

 

Образ площади, наводнённой людьми, образ девушки, держащей парня за руку в этой сплошной толчее и круговерти заворожил всех четверых парней. И не было теперь между ними разницы: русский он или татарин, бывший тяжелоатлет или человек, никогда не имевший ничего общего со спортом, молчун или задира, любитель женщин или вина либо пива. Всех уравняла музыка, добралась до дна души, всколыхнула её и успокоила. Обволокла сердце, обострила ум и память, внушила то, что невозможно внушить обычными человеческими средствами. Такова сила песни и магия музыки.

Катюха давно заметила это чарующее воздействие её гитары на слушателей, и всё равно всякий раз поражалась вновь чудесному фокусу, который обезоруживал людей целиком и полностью, захватывая врасплох и не давая опомниться. Вот и сейчас она чувствовала свою власть над парнями. Факир и змея - ничто по сравнению с её не показным номером, с её естественным пением души, когда голос подчиняется не уму и даже  не сердцу поющего, а чему-то свыше. За эту тайну и дар подсознательно и безотчётно любили в общаге красавицу и артистку. Она была ещё молода, как и все обитатели этого несемейного общежития, и имела неоспоримую надежду стать певицей для большой, настоящей сцены. В принципе у неё всё для этого было. Не хватало какой-то малости, сущего пустяка вроде везения, лохматой лапы или отсутствия скромности, чего не привили ей родители или не дала жизнь либо судьба, но без чего не будет и всего остального, главного.

Глаза у Катюхи были сейчас распахнуты, как обычно, и даже сильнее. Вся она представляла собой какой-то удивительный инструмент, издающий волшебные звуки, и нельзя было оторвать взгляда от её слегка побледневшего лица, от пальцев, скользящих по струнам, блуждающих по ладам, то замирая, то всплёскивая, то ударяя.

Чтобы взять трудный аккорд, Катюхе иногда приходилось наклоняться к гитаре, и тогда в прорези блузки приоткрывалась грудь, а точнее - ложбинка груди. Исполнительница знала об этом и всё равно наклонялась. Ошибаться не хотелось, ведь кто ошибается, тот не артист. Катюха не могла позволить себе такого - и никогда не позволяла. Завершила песню победно она и сейчас.

Парни не вдруг пришли в себя, не вдруг опомнились. Звенела, кричала тишина, а они словно не слышали её:  каждый продолжал оставаться наедине с собой, со своим открытием, потрясением, счастьем. Песня поразила парней, и они как немые молчали.

- Не понравилась, что ли? - растерявшись, спросила Катюха, и только тогда посыпались наперебой голоса:

- Да ты что!

- Отлично!

- Здорово!

- Где ты так научилась?..

Катюха не отвечала на реплики, ждала, когда волна схлынет, по опыту зная, что сейчас сказать не дадут: один перебьёт другого. Она села поудобнее, закинув ногу на ногу, слегка повернувшись в сторону. Сидящим за столом стал ещё лучше виден её почти римский профиль, высокая и красивая грудь в лифе под блузкой, полное и сильное бедро, плотно обтянутое штаниной джинсов.

Наконец шквал возгласов иссяк. Катюха продолжала сидеть с гитарой на коленях и чувствовала себя настоящей артисткой или хотела чувствовать. И эта игра давала ей адреналин. Вот и сейчас он окатил её с головы до пят, и Катюха не сразу вымолвила:

- Это не я - песня такая.

Отчасти так оно и было. Но лишь отчасти. Достоинства песни не перекрывали достоинства исполнения, обаяния и красоты самой певицы: Катюха была в расцвете своей девичьей поры, когда ещё чуть-чуть - и ягода перезреет, лопнет, как это случается с налитыми соком плодами вишни. Но сейчас вишенки совершенны, прекрасны и свешиваются с кустов тяжёлыми рубиновыми гроздьями. Не любишь, не хочешь, но всё равно остановишься, подойдёшь, хотя бы для того чтобы полюбоваться; а полюбовавшись, невольно сорвёшь райский плод, само искушение; бросишь в рот, раздавишь зубами, и брызнет под языком сок знакомого и непередаваемого вкуса; и на мгновение захлебнёшься адским глотком чудесного эдемского напитка и обомлеешь от удовольствия и счастья.

Примерно так, как на перезревающую вишню, смотрели парни в общаге на Катюху. Конечно, не на неё одну. Подобного взгляда удостаивались и некоторые другие, подчас ещё более стройные девахи. В том числе - свободного нрава и лёгкого поведения, словно спешившие не упустить свою золотую пору, боясь, что вишенка треснет или усохнет на ветке, не исполнив своего природного предназначения, оставшись не нужной, бесполезной, не смотря на прямо-таки кричащую спелость и красоту.

С Катюхой чего-либо такого пока не случилось. У неё было ещё время в запасе, и она продолжала выбирать. Сегодня её видели в одной компании или с одним парнем, завтра - в другой или с другим. По-разному трактовали это общажные жители. Одни говорили, что тут одна видимость. Другие не без основания утверждали, что таким образом Катька выбирает. Третьи откровенно клеветали на неё, шельмуя красавицу и знаменитость: мужская половина за её отказ им, женская - из соображений ревности и нездоровой конкуренции по отношению к ней, превзошедшей их либо красотой, либо талантом, либо тем и другим вместе.

Разные категории собрались и сегодня здесь, в комнате бывшего тяжелоатлета. Разной была и их последующая реакция на только что исполненную песню. Фарит и Тимур разве что не облизывались, глядя на Катюху, для них Катьку. Поедом и не таясь ели её глазами, мысленно раздевая: расстёгивали на ней белую блузку на пуговках, стягивали с широкого в меру и упругого зада плотно прилегающие к телу джинсы, хватали её женственные руки, лапали сильные бёдра.

Тяжеловес Коля разве что не пыхтел от непосильности веса, оказавшегося для бывшего тяжелоатлета тяжелей и коварнее штанги: непомерным грузом придавила атлета к себе Катька. Коля сидел напротив неё, и ему лучше, чем другим, был виден вырез на груди - умопомрачительная ложбинка белейший и гладкой кожи, а через тряпичный бюстгальтер, без косточек, проступали отчётливые кружки сосков. Коля разглядел даже их. Пот выступил у него на лбу, но тяжелоатлет изо всех сил старался не подавать виду, что почти удавалось ему.

Что касается Велехова, то он тоже не чужд был мужского интереса к Катьке, для него Катюхе. Но у него уже был с ней контакт, общение тет-а-тет: пересеклись как-то в одной из комнат в компании общих знакомых. Велехов был не слишком настойчив и изобретателен в своей попытке понравиться красивой артистке. Их перекур в коридоре не закончился  их уходом к нему или к ней в комнату. Дело не дошло даже до объятий и поцелуев, не говоря о большем; дело не дошло даже до интимного разговора. Велехов порывался приоткрыть свою и её душу, но ему чего-то не хватило, и они вернулись в компанию, где без них продолжался пир и возобновился концерт сразу, как только Катюха вновь взяла в руки гитару.

Больше Велехов не предпринимал попыток сблизиться с Катюхой. Ни тогда, ни потом.

Другое дело - бывший тяжелоатлет Коля. Сегодня он был фаворит, и не потому только, что звезда давала концерт у него в комнате. Она выбрала сегодня его, одного из четверых, к кому преимущественно были обращены все её песни. Она всегда поступала так в силу своей артистичности. Даже большие артисты на большой сцене делают примерно это же: дают весь свой концерт словно для одного избранного ими лица. Проверенный метод. Способ, не дающий осечки.

Тяжеловес Коля не был знаком с артистическим миром и, почувствовав на себе внимание Катюхи, истолковал его по-своему. У него в мыслях зародилась надежда возобладать этим чудом природы и просто красивой и стройной девахой, от которой явственно исходили, подобно разрядам тока, чувственные флюиды. Бывший спортсмен ощущал их всем своим существом и даже селезёнкой. Поэтому, когда концерт подошёл к концу и Катюха объявила об этом присутствующим, тяжеловес Коля первым поднялся провожать артистку, закончившую гастроль.

- Мы проводим! - попробовал влезть в провожатые Фарит, подразумевая себя и Тимура, но у него из этого ничего не вышло.

Во-первых, чуть ли не зарычал Коля, басом выговаривая фразу:

- Пойду я, и никто кроме!

Во-вторых, свой выбор публично огласила артистка.

- Меня проводит Коля, - сказала лаконично  Катюха, став ещё красивее от только что пережитого волнения, и направилась к выходу, придерживая за гриф гитару на плече.

- Может, всё-таки мы? - предпринял новую попытку демарша Фарит, настаивая на своей кандидатуре с Тимуром, на что тяжеловес Коля показал ему свой массивный кулак, а Катюха промолвила:

- Достаточно одного провожатого, - и многозначительно посмотрела на богатыря Колю.

Больше возражений не последовало, и артистка в сопровождении телохранителя покинула место выступления, громыхнув напоследок гитарой в дверях. То ли богатырь начал лапать красавицу, не успев выйти из комнаты, и та с шумом отстранилась от него; то ли гитара задела о косяк совершенно случайно.

Как бы то ни было, но с уходом Катюхи в комнате установилась на некоторое время тишина. Трое парней взглядом проводили до дверей певицу. Мысли о ней владели их умом и воображением, а оно, как известно, у кого какое.

- С этой биксой про пиво забыл, - неожиданно для самого себя признался Тимур Фариту.

- Я тоже, - отозвался Фарит и прибавил: - Вот бы её на кукан!

Сказал - и не хохотнул, как обычно в подобных случаях. Видно, мысль о Катюхе как артистке в какой-то степени ещё владела им - по крайней мере, его речевым аппаратом или психикой.

Зато хохотнул Тимур, подав расчётливо, как актёр, фразу:

- Её щас Колюня насадит.

На что Фарит брякнул в ответ:

 - Поди, уже насадил.

И они загоготали оба, как гусаки, у которых только что увели не их гусыню. За свою бы они!.. Но сейчас им хватило и чужой, потому что их и без того взорвала совсем не обидная и простая реплика Велехова:

- Это что вы сейчас сказали? О ком?

На секунду или две повисла пауза. Затем вышибалы пришли в себя.

- Ты это кому? - поднялся со стула Фарит.

- Ты это нам? - поднялся следом Тимур.

Велехову подниматься не пришлось, потому что он уже вышел из-за стола и ждал, что будет дальше.

- Ты сейчас кровью захаркаешь! - посыпались на Велехова угрозы. - Ты сейчас пожалеешь, что родился!

Велехов полагал, что дальше угроз дружки не пойдут. Однако он жестоко просчитался. Фарит был из тех, кто не только не прощает обид, но сам же наносит их и сам же за них карает.

Он это сам так назвал - кара.

Понятное дело, творил Фарит несправедливость и сейчас, но у него и мысли не возникало об этом. Он без предупреждения ударил Велехова. Тот не среагировал от неожиданности и пропустил следом второй удар, который нанёс уже Тимур. Больше защищаясь, чем наступая, Велехов пропускал удар  за ударом. Подножкой его сбили с ног и потом избивали уже лежачего.

Лежачего не бьют? Да. Но это не про Тимура и Фарита. Они избивали Велехова до тех пор, пока он не утратил способности к сопротивлению. Тогда дружки поставили его на ноги и стали проделывать с ним трюк, которому научились, работая вышибалами в ресторане. Удар! - и Велехов как тряпичная кукла перемещался против собственной воли на своих двоих, чудом не падая, от одного обидчика к другому. Тот подхватывал его, не давая упасть, и ответным ударом или толчком отправлял обратно.

За этим занятием их и застал хозяин комнаты Коля.

- Уроды! Вы что делаете?! - возвысил он на них голос с порога.

- Уйди! А то и тебе достанется! - пригрозил тяжеловесу Фарит.

Слова, как ни странно, подействовали. Тяжеловес только что своими глазами видел, как молодчики превращают человека в тряпичную куклу. 

Однако, посмотрев на Велехова, Коля снова двинулся на обидчиков:

- Переломлю об колено.

- Хребет себе не сломай, - ответно пригрозил Фарит.

- Пошли вон, ублюдки!

- Сам такой! - оставил за собой последнее слово Фарит. И они с Тимуром покинули помещение.

- Уделали они тебя! - подошёл Коля к Велехову. Тот стоял у стены, приходя в себя после произошедшего. Это удивительно, но ни синяков, ни ссадин не было видно. Вышибалы научились не только хитрому для непосвящённых трюку, но и тому, чтобы не оставлять следов на лице и теле жертвы. В голосе Коли впервые не было слышно баска.

- Пойду я, - неопределенно сказал Велехов.

- Проводить? - спросил участливо Коля.

- Ты уже Катюху проводил! - нашёл в себе силы для шутки Велехов, пробуя идти, и невесело улыбнулся.

- Только и проводил, что до двери.

- А что так? - остановился на полпути к выходу Велехов.

- Сказала «спасибо» - и шмыг в комнату, и дверь на замок!

- А ты постучался?

- А ты как думаешь? - ответил вопросом на вопрос горе-любовник и прибавил: - Не открыла.

- Всем она так. Многим!

- Ты тоже это проходил? - воззрился Коля на Велехова, словно видел его впервые, и опять в голосе не прозвучало баска.

- Было. Но по-другому, - сказал вместо слов расставания Велехов и не оборачиваясь удалился из комнаты.

Коля посмотрел приятелю вслед и, осмысливая услышанное, стал убирать со стола грязную посуду.

 

 

Остаток дня и всю ночь Велехов пролежал у себя в комнате, не вставая с кровати. Шок прошёл, и на смену ему пришла боль. Постоянная. Не прекращающаяся ни на минуту. Тело ныло, горело.

После долгого неподвижного лежания Велехов попытался перевернуться со спины на бок, и застонал от нестерпимой боли. Изрядно обработали его молодчики.

Когда уже стало светать, Велехову захотелось по малой нужде. Его удивлению не было предела - он буквально не мог подняться: руки и ноги не слушались, спина дрожала. Немало мучений доставил и сам путь до туалета, хотя до него было всего-то несколько шагов.

Моча оказалась красной.

- Грозили кровью - исполнили, - мелькнуло у Велехова в тяжёлой и плохо соображающей голове.

По шагу, по шагу вернулся он назад к кровати, с трудом лёг и лежал, стараясь не шевелиться, потому что каждое движение отзывалось в боку пронзительной болью.

- Похоже, почки отбили, - совместил кровь и боль Велехов, но легче от догадки не стало. Больше того, Велехов вдруг испугался: что если это приговор? Вспомнилась мать. Стало нестерпимо жаль её: пережить сына - что может быть ужаснее и страшнее?

Прошла ночь - боль не ослабевала, не проходила. Не появлялась и сила.

День также не прибавил надежд.

За всё это время Велихова никто не навестил. Хотя кому было? С Колей приятельствовал Велехов не так чтобы очень. Друзей в общаге у него не было, подруг тоже.

Осознав своё одиночество, Велехов струхнул не на шутку. Он даже решил сегодня не спать, боясь уснуть и не проснуться.

Тянулись минуты часами. Вечер казался бесконечным. Ночь вообще представлялась вечностью.

И вдруг поздним вечером в дверь постучали.

- Открыто! - крикнул Велехов и не услышал себя: так ослаб его голос.

Кто это может быть? Велехов терялся в догадках. Приходить, собственно, было некому. Велехов подумал о бывшем тяжелоатлете Коле. Дверь отворилась. Вошла Катюха. Велехов ещё не видел её, но по звукам шагов сразу понял, что это не тяжеловес и даже не мужчина, а женщина.

Велехов попытался повернуться, чтобы увидеть гостью. Отчасти это ему удалось. Поворачиваться сильнее, превозмогая боль, ему не пришлось, так как Катюха прошла в середину комнаты, и Велехову стало видно её. Она была в любимой своей белой блузке и синей джинсовой юбке и, слегка наклонившись, посмотрела, вглядываясь сквозь полумрак, спит Велехов или нет.

- Катя, ты?! - с трудом выговорил он.

Катюха подошла ближе, присела на край кровати рядом с Велеховым и, оглядев его, вздохнула:

- Уделали они тебя!

Велехову было неудобно перед Катюхой, но нужно было что-то говорить, и он сказал:

- Синяков вроде не видно. А ты как узнала?

- Коля сегодня рассказал. Встретились на входе в общагу.

- Понятно, - произнёс Велехов и от неловкости своего положения замолчал.

Катюха тоже сохраняла молчание.

Вдруг она положила свою ладошку на ладонь Велехова. Он бы отдёрнул руку - если бы это была не Катя - та самая Катя, в которую он был, наверно, влюблён тогда, на том перекуре в коридоре.

Ладонь обожгла ему кожу - такой горячей показалась она Велехову.

Катюха провела ладонью по пальцам, на некоторое время задержалась на них. Затем её рука передвинулась выше - к запястью, потом - к плечу. Не верилось, что это была та самая красавица и артистка, внимания которой добиваются без успеха мужики ежедневно, а то и ежечасно, не считая счастливчиков - редкостных единиц, которых можно пересчитать по пальцам. Неужели и Велехов станет счастливым обладателем этого чуда, сказки, фантома?

Катюха тем временем отстранилась от него, то ли давая ему опомниться, то ли чтобы самой прийти в себя.

Велехову захотелось коснуться её, чтобы убедиться, что это действительно она, собственной персоной, из плоти и крови. Но что-то мешало ему: врождённая ли стеснительность или не изжитая ещё до конца юношеская робость?

Катюха снова прикоснулась к нему - рука легла на предплечье. Вероятно, ей стоило это труда - обольщение. Тем более что обольщать приходилось парня, который, в силу своего теперешнего физического состояния, возможно, не сможет ответить на женское внимание и ласку.

- Я закрою дверь, - сказала Катюха. Встала. Прошла к выходу. Дважды повернула ключ в замке.

Велехов ужасно испугался. Он со всей неотвратимостью понял, для чего Катюха заперла дверь, а у него не работают ни руки, ни ноги, он не чувствует своего тела.

Катюха в какой-то мере, вероятно, догадывалась об этом. Вернувшись к Велехову, она первым делом расстегнула у себя на блузке пуговицы, от чего приоткрылась грудь и живот. При виде обнажённого тела у Велехова стало пробуждаться мужское желание. Он потянулся к Катюхе, сначала руками, затем всем телом и, кажется, впервые не почувствовал боли или не заметил её.

Катюха прилегла к Велехову на кровать, чтобы ему было удобнее дотягиваться до неё, подставляла себя всю под его руки, и Велехов понемногу раздел её догола. Возбуждаясь всё больше, он целовал её руки, плечи, живот. Катюха никак не препятствовала ему, при этом сама она ловко и быстро  освободила Велехова от единственного на нём и лишнего сейчас элемента одежды.

Велехову оставалось самое малое - войти, возлечь. Полная нагота Катюхи отозвалась у Велехова бешеными ударами пульса в висках. Он совсем потерял голову от голого и гладкого живота, упругих грудей с тонкими и длинными сосками, от алого рта - пухлых и вкусных губ. Велехов впился в них, перевалил каким-то немыслимым усилием тело, чтобы лечь плашмя, оторвался от губ, снова нашёл их и опять потерял. Катюха шевельнулась под ним, подставляя себя. Велехов исступлённо целовал шею, грудь, щёки, губы, перескакивая с одного на другое, совершенно не помня себя, распаляясь всё больше. Катюха остановила его, снова подставила себя - и он, ткнувшись, вошёл в неё и замер на ней. И сразу что-то вроде ликования подступило у него к горлу. Катька, Катя, Катюха - отдала ему всю себя! Та самая. Красавица. Певица. В которую когда-то он был влюблён. Велехов не верил своему счастью, как не верил и происходящему, пока восторг радости и животного наслаждения не вырвался из него.

Катюха пошевелилась, высвобождаясь. Велехов задержал её на мгновенье. Нанёс один поцелуй и следом второй. Это были слова благодарности, бессловесная благодарность за всё то, что произошло с ним только что здесь, в его комнате, на его кровати.

Катюха поднялась, оделась, не испытывая ни стеснения, ни сожаления или разочарования. Во всяком случае, ничего такого не прочитывалось на её лице.

- Выздоравливай. Не болей, - были её слова, прежде чем она вышла из комнаты.

Больше они с Велеховым никогда и ни о чём не разговаривали, даже если вдруг оказывались вновь в какой-нибудь общей компании. Впрочем, не совсем так. Она ещё сделала оговорку перед тем, как открыла дверь, чтобы уйти:

- Никому не рассказывай о том, что здесь было.

Эти слова Велехов воспринял как завет, как нечто, подобное завету. Со следующего дня он резко пошёл на поправку, а ещё через неделю подловил возле общаги Фарита, и тот, видя его решительный вид, сразу замямлился и стал просить что-то вроде прощения. Рядом не было Тимура. Не двое на одного.

Всё это происходило осенью.

Как-то раз зимой бывший тяжелоатлет Коля вдруг остановил Велехова в коридоре на общем их этаже:

- Я вчера был у Катьки, - поведал он, задыхаясь от непонимания и возмущения. - Подбирался и так, и эдак. Она ни в какую!

- Бесполезное дело. Брось! - с равнодушным видом посоветовал Велехов.

- Не бесполезное, - возразил  бывший спортсмен и привёл доказательство: - Фарит насадил её на кукан. Тимур тоже.

- Врут.

- Я верю.

- Спроси у них, какие у Катюхи соски?

- Они рассказывали.

- И какие же?

- Короткие. Толстые.

- Нет!

- Откуда ты знаешь?

- Знаю.

Сказав это, Велехов повернулся и ушёл, как если бы только что не было никакого разговора. Коля не понимающе смотрел товарищу вслед до тех пор, пока тот не скрылся из виду за поворотом длинной кишки коридора.

Весной по общаге пронёсся слух: Катька-Катюха, всеобщая любимица и артистка, вышла замуж за местного парня с квартирой и переехала к нему. Насколько замужество было правдой, никто не знал. Однако для всех очевидным было то, что она действительно больше не занимала комнату в общежитии и совсем  не появлялась в нём. Общежитские праздники и обычные общажные посиделки проходили теперь без её участия. На них тем не менее о ней вспоминали часто. Певица, дав концерт, уехала, а слава осталась.

Прошло несколько лет.

За это время Фарит и Тимур канули в неизвестность: возможно, нарвались на кого-то крутого в своём ресторане, и месть оказалась для обоих карой. Тяжеловес Коля к тому времени перебрался из областного центра к себе в родной городишко, решив больше не пытать счастья в чужом городе. Велехов же остался здесь же - с той оговоркой, что последовал примеру Катюхи: женился на местной девушке и стал жить у неё. Сначала часто, потом всё реже вспоминалась ему Катюха. Он не любил девушку, на которой женился. Она была чем-то похожа на Катю, но лишь отдалённо и больше фигурой.

И вот однажды летом Велехов увидел не разделённую свою общежитскую любовь. Катька-Катюха ехала в трамвае на задней площадке. Велехов переходил через трамвайные пути и случайно углядел её через стекло вагона. Время словно не тронуло её: та же причёска, та же осанка. Красота, узнаваемая даже на ходу и даже со спины. Те же рыжие волосы, слегка подвитые и касающеся, ниспадая, прекрасных и женственных плеч.

Прошедших лет Велехову хватило, чтобы понять, что сделала для него благородная и жертвенная девушка. При виде её в голове у него словно что-то вспыхнуло, осеняя, и он бросился к остановке. Однако двери успели закрыться, и трамвай тронулся, уезжая. Велехов побежал рядом с ним, стуча в задние двери, а затем колотя по гулкому, толстому металлу зада. Ему открыли. Велехов запрыгнул на подножку и устремился к заднему окну вагона. Там должна была стоять Катюха. Велехов протиснулся туда сквозь толпу - Катюхи не оказалось. Велехов повернул голову, заметив какое-то движение впереди, стал пробираться в ту сторону. На него зашикали, зашумели: дескать, куда лезешь по головам? Велехов ответил, что ему позарез надо. Снова стал расталкивать стоящих. Катюха, как нарочно, уходила всё дальше вглубь вагона. Велехов решился на отчаянный шаг.

- Женщина, женщина! Подождите! - окликнул он. Язык почему-то не повернулся позвать по имени.

Катюха не обернулась на голос. Не остановилась она и сейчас, когда Велехов приблизился к ней вплотную и тронул за плечо:

- Катя! Катя!

Женщина наконец обернулась:

- Чего вам, мужчина?

Неужто Катюха не узнаёт его? Велехов вгляделся. Это была не она.

Велехов извинился и стал пробираться к выходу.