Юрий ТЕПЛОВ, автор двадцати книг военной и художественной прозы:

 ПАРОДОКСЫ И ЕСТЕСТВО ПОЭЗИИ НИКОЛАЯ АНТОНОВА

 

В мартовском номере журнала «Наш современник» за 2017 год напечатана примечательная во многих отношениях подборка стихотворений Николая Антонова «Там русский дух, как прежде, светел...»

Обращает на себя внимание уже само название, являющееся строчкой одного из этих высокохудожественных произведений. Ни ложного пафоса, ни гордыни. Просто и ёмко, узнаваемо и вместе с тем ново, традиционно и всё же по-своему - именно так и должен писать поэт, имеющий что сказать, знающий цену себе и своей Родине:

 

Там прах царей и свят, и вечен.

Там слава выше, чем молва.

Там русский дух, как прежде, светел.

Там связь времён и дел жива.

 

Казалось бы, усыпальница: всё должно быть мёртвым. Ан нет! И дух светел, и дела живы. И худым словом не затмить вечной славы, как не оспорить святости труда и подвига во имя государства, родной земли, призвания и долга. Вот какими должны быть добрые дела во благо Отечеству, назло недоброжелателям и врагам, тогдашним, нынешним, грядущим!

Собственно об этом же, о призвании человека, говорится в стихотворении, посвящённом памяти Юрия Кузнецова. Главное предназначение гражданина - сделать Родину счастливее:

 

Горячий камень на Колдун-горе

сто лет вздыхает о богатыре.

Кто камень тот сумеет вниз столкнуть,

заветный к счастью разузнает путь.

 

Снижение стиля разговорным словом «разузнает» ничуть не портит стиха, но, напротив, прибавляет ему искренности и усиливает доверие к повествуемому. Автор умеет соединить высокое и низкое без какого-либо ущерба для поэтики стиха, идеи стихотворения.

Каждый понимает счастье по-своему. Нравственный человек, по Пушкину, не может быть счастлив, когда несчастно Отечество. Что мы видим в этом прекрасном стихотворении, как не следование пушкинскому завету, наследование его высоким принципам! В итоге автор  и вместе с ним мы, читатели, получили три превосходных по смыслу и содержанию строфы, настоящее произведение стихотворного искусства, венчающееся словами:

 

О, родина! О, русская земля!

Яви, яви, яви богатыря!

 

Троекратный повтор звучит как заклинание, магический призыв. Это похоже на удары колокола. Так бьют в набат, когда родина в опасности, когда требуется её немедленное спасение. И верится, что герой скоро явится, и чудо свершится.

Сказовость, былинность повествования своей формой отсылает нас непосредственно к Юрию Кузнецову. Это его излюбленный конёк, приём, его поэтическая манера. Даже лексика в стихотворении используется тоже истинно кузнецовская: Колдун-гора, богатырь, силачи, подкова, сто лет... Стилизация выполнена настолько искусно, что авторство вполне можно приписать герою посвящения, а не её законному автору. Вот что значит поэтический слух, умение, стиль!

«Покоя в мире нет, но есть на свете счастье», - читаем в следующем стихотворении, и на ум из памяти сразу приходит знаменитая пушкинская строка: «На свете счастья нет, но есть покой и воля...» Тот же ритм, размер, те же самые слова, но в другой последовательности, в ином сочетании, с иным, противоположным, смыслом. Строка-возражение, строка-несогласие. Где-то даже вызов. Дерзко? Да. Но именно такой и должна быть поэзия - исполненной «лирической дерзости», как это понимал великий Лев Толстой.

И дерзость тут не в одном только противопоставлении. Тут дерзость во всём, в том числе в апелляции к Ивану Ильину, а ещё точнее - к его книге «Поющее сердце». Прочитаем четверостишие полностью:

 

Покоя в мире нет, но есть на свете счастье!

Изведал счастье я - и вы поверьте мне:

над ним ни человек, ни целый мир не властен,

ведь счастье сердца песнь в безгласной тишине...

 

Стихотворение передаёт смысл целой книги, обобщает её, являющуюся художественным открытием, и само становится открытием, поскольку зиждется на своём выводе, что счастье всё-таки есть, нужно только лишь присмотреться и осмыслить, а прежде испытать или почувствовать:

 

Кто слышал эту песнь, будь свят он или грешен,

кто слышал эту песнь хотя б один лишь раз,

тому открылся мир, тот навсегда утешен,

без видимых причин тот вечно жизни рад.

 

Пушкинская строка вызвала к жизни отдельное, самостоятельное стихотворение. И какое! Хрестоматийного значения и звучания. Подобное произведение поэтического творчества делает честь любому поэту, поскольку человеку «открылся мир»,  и он в силу этого сам открывает великие истины.

Этому же ряду хрестоматий и антологий принадлежит следующее в нашем обзоре стихотворение, начинающееся словами: «Жаль красоты непуганой, невинной...» Какой неожиданный эпитет! Какое внезапное и где-то даже резкое сочетание - «непуганая красота»! Но зачастую именно так и рождается поэзия - из сшибки противоположных значений, из взаимно исключающих друг друга понятий.

Процитируем начальную строфу полностью (она того стоит):

 

 Жаль красоты непуганой, невинной -

недолог век невинной красоты,

беспомощной, доверчивой, наивной,

стыдящейся своей же чистоты...

 

Это же парадокс! Красота стыдится собственной чистоты. И оно же - данное утверждение - есть не что иное, как поэтическое открытие, равно как и следующий афоризм: «Недолог век невинной красоты». Скоро она станет причиной не одной жизненной трагедии, вызванной жестокостью мира, разочарованием в мечтах и надеждах. А пока она беспомощна, доверчива и наивна. И поэтому жаль её, как и саму девушку, «боящуюся, ждущую любви»:

 

Она юна и не знакома с болью,

что вечно движет миром и людьми.

 

Стихотворение чуть ли не всё состоит из открытий, поэтических, бытовых, жизненных. И это при том, что речь собственно идет о девичьей чистоте, о невинности - теме, знакомой всем и каждому как минимум с юности.

Столь целомудренно писать о вещах сложных и деликатных может не всякий. Для этого надо иметь не только чистое сердце, незамутнённую душу, но и недюжинный ум. Я уж не говорю о преодолении грубой житейской прозы высотою поэзии, её иносказательностью, силой, пронзительностью, для чего необходим совершенно особый - поэтический - дар.

Наличие дара подтверждает и следующее стихотворение, столь же простое на вид и глубочайшее по смыслу:

 

Речка вернулась в старое русло,

но не вернулись года.

Возле плотины сыро и пусто,

схлынула в реку вода.

 

Не об этом ли вечная наша досада - о необратимости времени, о невозможности вернуть молодость, лучшие годы жизни. Это не возле плотины, это в нашей душе «сыро и пусто», утекли в Лету, став былью или небылью, наши мечты и надежды. Это наше сердце рвётся и мечется между прошлым и будущем, и поэтому нам мила, бесконечна дорога и понятна до боли привычная и вместе с тем небывалая картина, рисуемая поэтом:

 

Голуби сбились в робкую стаю:

вскинутся, но не летят -

будто минувшую жизнь окликают,

чтоб возвратилась назад.

 

Чтобы написать эти строки, нужно было увидеть такую сцену наяву, не пройдя мимо ни в спешке, ни по равнодушию, равно как и пропустить увиденное через себя. Только в подобном случае могли родиться на свет и следующие столь же простые, а на поверку удивительные слова:

 

Время не солнце, время не речка -

невозвратимо оно.

Время одно среди сущего вечно,

только ему всё равно...

 

Бог мой! «Время одно среди сущего вечно» - это же величайшее открытие, которое, как теперь кажется, лежало на поверхности, но только поэт его понял, осознал, и одарил нас своим великим знанием. Умрут люди, высохнут моря и океаны, не станет ничего, а вот время всё равно останется и пребудет в вечности. Оно неостановимо и неистребимо, в отличие от всего живого и мёртвого. Дух захватывает от подобного понимания действительности!

Писать стихи для детей труднейшая задача. Однако и с нею справляется Николай Антонов. Смотрите, какая прелесть, сколь красочна рисуемая им картина, простая и вместе с тем необыкновенно поэтичная:

 

Вокруг болото снега,

а впереди река.

И лёд похож на небо,

а снег на облака.

 

Тут не только цветовая схожесть, но и взаимопроникновение вещей, взаимообогащение, преломляющее действительность, превращающее её в сказку:

 

А вон - пеньки с корнями,

у самой у реки.

Они следят за нами,

они - лесовики.

 

Парадоксален и вместе с тем естественен переход от одного рассказчика к другому. Повествование начинает отец, а продолжает и заканчивает дочь, причём она, малышка, утешает его, взрослого. И в этом нет ни малейшей натяжки. Всё просто, естественно, органично, потому что из ребёнка вырастает то, что вложишь в него. Здесь вложена вера в сказку, в чудо. И эта вера возвращает отцу веру с силу жизни, в преемственность воспитания и родства:

 

А вон со льдины сонно

глядит на берега,

 не думай, не ворона,

 а бабушка Яга.

 

И как замечательна здесь «бабушка» в значении «бабы Яги»! Ребёнок перерос страх перед ней, поэтому она воспринимается чуть ли не родственницей. А всё потому что ребёнок вырос, и отец заметил это только сейчас, здесь, на сказочном и вместе с тем обыкновенном «празднике ледохода».

Справедливости ради отметим и последнее стихотворение подборки, первое по расположению в ней. Посмотрите, как любопытно оно начинается:

 

То ль вечер, то ль утро.

Ни птиц, ни людей.

Заброшенный хутор

средь белых полей...

 

Обстановка такова, что непонятно даже время суток: то ли утро, то ли вечер. Нет ни птиц, ни людей. Один только заброшенный хутор и ещё цветущие белые поля... Сюрреалистическая картина и одновременно что ни на есть самая реалистическая действительность. Это соединение реально существующего и придуманного, поэтизированного сразу поднимает повествование на лирическую и даже трагическую высоту. Ибо:

 

От края до края

гречиха в цвету,

как пасека рая,

как грёзы в аду.

 

Какую надо иметь поэтическую фантазию, драматическое мировидение, чтобы в бескрайне цветущей гречихе увидеть райскую пасеку и в то же время грёзы человека, пребывающего в аду! Причём, это абсолютная точность, полное попадание в образ в соответствии с библейскими представлениями о потустороннем мире, с двумя его ипостасями, представленными здесь друг за другом буквально через запятую.

Рубленый ритм и размер стиха усиливают восприятие, добавляя трагичности происходящему. Однако финал всё-таки светел, потому что несмотря ни на что он всё же оставляет надежду:

 

Дождь, ветер и время 

не тронули лишь

траву да деревья

да мёртвую тишь.

 

Чтобы так писать, нужно быть приемником того, что было раньше - в истории, литературе, жизни. Нужно помнить и слышать минувшее, его звуки и запахи, эхо, ощущать пульс грядущего. Перед нами поэт, стопроцентный, неоспоримый, со своей темой и голосом, кто в своих стихах равняется на великих предшественников, и это в общем-то оказывается ему по плечу.

Пожелаем же Николаю Антонову новых публикаций, новых стихотворений, каждое из которых у него есть заявка на самое настоящее произведение искусства, ибо стихи его первородны и представляют собою, повторюсь, не что иное, как поэтическое открытие.