Говорящие часы
ххх
Мне подарили говорящие часы:
нажмешь на кнопочку - и милый женский голос
не медля вымолвит минуты и часы,
как будто торопясь и беспокоясь.
Боится, видимо, что опоздаю я,
и каждый час мне вновь напоминает,
на сколько жизнь убавилась моя,
и вместе с тем зовёт и утешает:
мол, всё ещё, дружочек, впереди...
«Утешила, голубушка. Спасибо».
На службе, на досуге и в пути
я думаю о ней: она красива.
Она красивая, сомнений нет:
лишь красоте созвучен милый голос.
Мы далеки, меж нами целый свет,
и я её совсем не знаю город.
А как охота на неё взглянуть!
В какой стране её искать мне, люди?!
Я хоть сейчас отравлюсь в этот путь,
мы познакомимся, она меня полюбит...
Смешной роман - и он развеселил
ту женщину, чей грубоватый голос
в ночной тиши порой бывает мил,
когда, как путь, томит телесный голод.
Я улыбался деланно в ответ -
друг друга мы обидеть не хотели.
И темнота вдруг поглотила свет,
и мы нашли друг друга, как в метели.
Глаза в глаза - и будто бы погасли
не только лампочка, но звёзды и луна.
Молчат часы, как люди из боязни,
что от шагов проснётся тишина.
Рождалось море, умирали чайки,
стонало небо, дыбилась земля.
Мы обжигались о песок Ямайки
и задыхались в путах ковыля.
Когда же вновь настала тишина,
и ночи свет разлился на постели,
и стала грудь обмякшая видна
и всё её расслабленное тело,
она сказала: «Знаешь что, блондин?
Ты был сегодня, как всегда, в ударе,
но только ты уже не господин:
с тобою нас твои часы видали».
И засмеялась. Я её простил,
я ей прости её насмешку,
хоть голос мне её уж не был мил.
Потом уехал - и попал в ночлежку.
Гостиница. Я в комнате один, опять один,
а милый женский голос
мне говорит: «Ну что же ты, блондин,
опять один, ведь ты ещё так молод?
Тебе нужны и ласка, и любовь.
Без женщины ты не уснешь сегодня -
ночь надвигается, ночь наступает вновь,
ты не спасёшься - делай что угодно:
хоть носом в стену, как старик, уткнись,
хоть юношей уставься в эти звёзды,
хоть плачь, хоть смейся, хоть молись -
ты не спасёшься. Поздно!»
Проклятые часы, кошмар ночей!
Я их с руки сорвал со злостью.
Но и теперь я думаю о ней,
а сам веду полуночную гостью.