Жанр: психологическая драма

 

 

Действие происходит во время Великой Отечественной войны в селе на Урале. На побывку после ранения приходит Захар Шебарин. Точнее, украдкой сбегает со станционного разъезда, где на некоторое время остановился его воинский эшелон. Не вернись он вовремя - ему грозит штрафбат. Но это не останавливает его: больше десяти лет не видел он мать, родное село и Полину. Полина не рада ему: она вышла замуж, у неё подрастает дочь-подросток, муж пропал без вести на фронте. Не хочет тревожить Полину и Захар, но чувства и обстоятельства оказываются сильнее.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 

Захар Шебарин;

Полина, его жена;

Нюша, их дочь, подросток;

Капитолина, соседка Шебариных, одинокая молодая

женщина;

Прохор Данилин, лет 40;

Тетя Гриппа, его мать;

Антонина, почтальонка, лет 17;

Савельиха, бойкая старушонка;

Лускотин;

Анфиса;

Хлопов,

Сологуб,

Анашкан - сотрудники НКВД.

 

Действие происходит в глухом уральском селе с апреля 1944 по май 1945 года.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

Смеркается. В горнице ПОЛИНА и НЮША.

ПОЛИНА. Не читай в темноте - глаза испортишь.

НЮША. Мама, мне не темно: от окошка свет.

ПОЛИНА. Я иголку не вижу, а ей светло. Без глаз хочешь остаться?

НЮША. Мне не темно. Правда.

ПОЛИНА. Ну, слепни, слепни. Замуж потом никто не возьмёт. Будешь одна всю жизнь, как тетя Капа вон или Савельиха.

НЮША. Мам, а почему им никто не предложил руку и сердце?

ПОЛИНА. Читали, как ты, в темноте и вот - дочитались. У Савельихи, ещё ладно, сын есть, а Капка так и вовсе одна. Ну, чего ты перестала читать? Он завиден, их гордый путь!

НЮША. Нет, правда, мам, почему они остались одни? Кому-то же, наверное, нравились? Тётя Капа, так, и сейчас ещё молодая и симпатичная.

ПОЛИНА. А мамка нет?

НЮША. Ты, мама, ещё симпатичней. Только ты худая теперь - кушать-то нечего: «Всё для фронта, всё для победы». А тётя Капа такая же, как была, когда ещё войны не было.

ПОЛИНА. Ты её невестой не видела. Кровь с молоком! Куда что девается?

НЮША. Мам, а у неё жених был?

ПОЛИНА. У кого в невестах этого взвода нет! Если ты не слепая, конечно.

НЮША. Ну, мама, я же уже не читаю. Был у тёть Капы жених?

ПОЛИНА. Любила она одного и до сих пор любит, а он другую любил. Ну и...

НЮША. Знаю, мама. У нас в классе такая же девочка есть: куда он, туда и она. Его дразнят фОфан, ну а она фОфанша. А раньше, как все девчонки, кулЁма была... Мам, а чего они дразнятся, эти мальчишки? Нет чтобы сказать девочка, ну там, девчонка, они знаешь, как говорят?

ПОЛИНА. Как?

НЮША. «Эй, как тебя там? Ну ты, кулёма!» 

ПОЛИНА. Так вы кулёмы и есть: забодай коза, задери нос.

НЮША. Ага, мама, оби-и-дно. А когда не отзовёшься, ещё и за косичку как дёрнет. Знаешь, как больно!

ПОЛИНА. Мальчишки, они всегда так: сначала дразнятся, потом в любви признаются. Готовься: скоро услышишь.

НЮША. Фи! Больно надо. Мам, а Савельиха, ну, баба Шура, у неё был жених?

ПОЛИНА. Был. Евграф. В Гражданскую они воевали на одной тачанке. Что она, что он - оба, говорят, ох и отчаянные были! Всегда в самый огонь, в самую гущу. Пока однажды кони не подвели. Не успел Евграф развернуть тачанку пулемётом вперёд. Передний казак выстрелил на скаку и смертельно ранил Евграфа. Савельиха, тогда она пулеметчица Сашка была, лошадям укорот - и к пулемёту. И полетели казаки с коней, раненные или убитые. И первым тот, который Евграфа... Пулемёт аж дымился, рассказывают, а Савельиха всё поливала вдогон остаткам сотни. А там и Красная конница подошла и ударила с тыла. Ни один казак, говорят, не ушёл живым. За этот подвиг комдив Чапаев наградил пулемётчицу Сашку именным оружием. Злые языки поговаривают, что она не сдала его, когда наступило мирное время. Наговаривают, наверное, на старушку.

НЮША. А чего же она потом замуж не вышла?

ПОЛИНА. Сколько мужиков-то с войны не пришло! Где на всех мужей наберёшься. Многие тогда остались одни: Савельиха, моя мама... всех не учислишь. А может, она Евграфа любила, мы-то не знаем.

НЮША. Мам, а ты папу любишь?

ПОЛИНА. Что за вопрос? Он муж, я жена. Зажги керосинку.

НЮША (зажигая). Значит, ты отдала ему руку и сердце?

ПОЛИНА. Не зажигается? А ты керосину прибавь. Горит?

НЮША. Нет.

ПОЛИНА. Побултыхай-ка. Булькает?

НЮША. Нет, мама. Пустая. Нет даже на донышке.

ПОЛИНА. Значит, будем сидеть в темноте - керосина у нас больше нет.

НЮША (с досадой). А я историю недоучила. Вдруг спросят?

ПОЛИНА. А про что там? Ты где остановилась?

НЮША. Гражданская война. Колчак.

ПОЛИНА (немного подумав). Адмирал. В русско-японскую командовал миноносцем. За храбрость и мужество награждён золотым Георгиевским оружием. В Гражданскую - один из руководителей белого движения, Верховный правитель Всея Руси. Расстрелян в 1920 году... Его предали все: сначала союзники, обещавшие военные поставки, но не оказавшие их; потом чехи, сорокатысячным корпусом пропылившие по России и вдруг раздумавшие воевать. Да и сама история отвернулась от него и сделала своего героя злодеем. Одна Анна осталась ему верна. Анна Тимирёва.

НЮША. Жена?

ПОЛИНА. Как бы это тебе сказать? Она была ему не жена, но больше, чем законная супруга.

НЮША. Значит, он отдал жене только руку, а сердце оставил Анне?

ПОЛИНА. Его выдали красным его же генералы. Перед расстрелом он попросил гитару и спел под свой аккомпанемент романс о любви. Говорят, он сочинил его сам и посвятил Анне. (Поёт) «Гори, гори, моя звезда, звезда любви приветная..» Красивый, правда, романс?

НЮША. Ага. Только ты больше не пой его. Его беляки пели. Вдруг кто-нибудь услышит и донесёт в НКВД. И заберут тебя, как тёти Гриппиного сыночка. Его как, мама, зовут?

ПОЛИНА. Прохор. Прохор Данилин. Как забрали вместе с отцом, так - ни слуху ни духу. Ты тоже смотри... не брякни чего лишнего про Колчака.

НЮША. Что я - маленькая? Мам, а ты откуда  столько про него знаешь?

ПОЛИНА. Я была тогда там,  с ними... Только об этом!..

НЮША. Никому не скажу. Знаю: нельзя.

ПОЛИНА. Потом вот сюда прибилась. Жить где-то надо было. Ну и жила.

НЮША. Мам, а, правда, тебе дядя Прохор предлагал руку и сердце?

ПОЛИНА. С чего ты взяла? Тебя тогда и на свете-то ещё не было.

НЮША. Мне бабуля рассказывала. Когда дедушка умер, а папа пропал без вести на войне, бабушка заболела и всё лежала, лежала. Я давала бабуле лекарство - тебя ведь дома не было, ты работала, ну, где поезда разъезжаются. И она мне про всё рассказывала.

ПОЛИНА. Что ещё рассказала тебе... папина мама?

НЮША. Бабуля сказала, что ты его оттуда, ну, из лагеря, три года ждала, не отдавала папе руку и сердце.

ПОЛИНА. Всё?

НЮША. И ещё бабуля сказала, что ты и папу с войны не дождёшься. Пождёшь-пождёшь, как дяденьку Прохора, и - перестанешь. А потом бабушка умерла, и мне никто ничего не рассказывал. Расскажи что-нибудь.

ПОЛИНА. Спать пора: ночь.

НЮША (взглянув за окно). Ой, мама, луна! Смотри - какая. Жёлтая-жёлтая. Как соломинка. Как апельсин.

ПОЛИНА. Апельсин, к твоему сведению, оранжевый.

НЮША. Ты ела?! Пробовала? Какой он? Какой?!

ПОЛИНА (не сразу). Кислый. Горький.

НЮША. Да ты что, мама?! Он сладкий, сочный! Тёти Анфисин Юрка в школу-то приноси-ил. Знаешь, как вкусно пахнет! Все ходили и нюхали. А учительница увидела и пожаловалась директору. И Юрка больше не приносил в школу апельсин. А сгущёнку, как раньше, таскает. Нарочно уронит ручку и лезет под парту. А я-то сзади сижу, всё вижу. Сидит там и лопает из банки сгущёнку. Дырочку в банке про­тыкал и пьёт из неё. А когда вылезет, всем ручку показывает, чтобы все думали, что он за ручкой лазил. Банку-то он опять в сумочку спрятал... А недавно он, мама, на фронт убежал. Он и ещё двое мальчишек. Их на станции кто-то увидел и привёз назад. Потом у нас линейка была. Директор им говорит: «Куда вас понесло, чертенята?» А они: «Мы хотим фашистов бить, а вы не пускаете...» (Кого-то увидев за окном) Ой, мама, солдат!

ПОЛИНА. Солдат? Откуда! На фронте все.

НЮША. Да вот же он, мама. На меня смотрит.

ПОЛИНА. Ну-ка. Где?.. И нет никого. Кого ты увидела?

НЮША. Ты не успела, мама: он к тёте Капе зашёл.

ПОЛИНА. Лускотин-Поскотин, поди, прибарахлился и сейчас рисуется перед Капкой: видала, какой я франт? А там тьфу, а не щёголь.

НЮША. Это не он, мама. Он к тёть Капе всегда с тётей Анфисой приходит, а этот один пришёл. Он не из нашего села, мама, я своих всех знаю.

ПОЛИНА. Говоришь, на наше окно смотрел?

НЮША. Да, мама. Он даже хотел к нам зайти, я видела. А меня увидел - к тёте Капе свернул.

ПОЛИНА. Он, наверное, вместе с твоим отцом воевал. Ехал мимо, из госпиталя или откуда. Сошёл на разъезде - и к нам. А тебя в окошке увидел - и не решился зайти. Погиб твой отец, Нюша... (Сокрушённо) Захар, Захар...

НЮША. Папка жив, мама. Он в плену. Он вернётся.

ПОЛИНА. Был бы жив - дал бы знать.

НЮША. Да ты что, мама! Там же немцы везде... Только он убежит. Всё равно убежит. Папка сильный, смелый.

ПОЛИНА. Третий год, Нюша. Третий год!

НЮША. А Костылин выкупа ждал. А Жилин не ждал. Они его - в кандалы, а он всё равно убежал. И папка - как Жилин.

ПОЛИНА. Немцы не горцы, они в ямах не держат.

НЮША. А он всё равно убежит. Вот увидишь! (Глянув за окно) Мама, мам, ты только не бойся...

ПОЛИНА. Твоя мать не зайчиха.

НЮША. К нам Тоня идёт. Почтальонка.

ПОЛИНА. И пускай. И чего?

НЮША. Всё, заходит.

ПОЛИНА. Дрова! Дрова прогорят. (Метнулась в куть - в заднюю часть горницы, место перед печкой.)

НЮША. Вдруг похоронка?

 

Входит АНТОНИНА. Она довольно сильно заикается.

 

НЮША. У тебя письмо? Нет? (ТОНЯ качает отрицательно головой.) Мама, она без письма, выходи.

ТОНЯ (заикаясь). Вэ... вэ... воды дай.

НЮША. Она, мам, попить зашла. (ТОНЕ) Сейчас, принесу. (Уходит за водой.)

ПОЛИНА (видит похоронку в руке Тони). Ах!

ТОНЯ. Нэ... нэ.. не вам. Тэ... тэ... тётке Марье пэ.. пэ... письмо.

ПОЛИНА. Как ты меня напугала!

НЮША. На, Тоня, пей. Мам, ты чего?

ПОЛИНА. У тётки Марьи ещё один сын погиб. Кто, Тоня?

ТОНЯ. Сэ... сэ... сэ...

ПОЛИНА. Степан?

ТОНЯ. Сэ... сэ... сэ...

ПОЛИНА. Сергей?

ТОНЯ. Сэ... сэ...

ПОЛИНА. Семён? (ТОНЯ кивает утвердительно головой.) Вот ведь, а: и Семёна не стало. Было у матери пять сыновей, а осталось? А останется?

НЮША. Пять минус три будет два. Два и останется, мама.

ПОЛИНА. Война-то ещё идёт, Нюша, ещё идёт. Ой-ёй-ёй, тётка Марья, ой-ёй-ёй!

ТОНЯ (кивает на похоронку). Бэ... бэ... боюсь.     Дэ... дойду  - и обратно.

НЮША. Боишься письмо отдать? (ТОНЯ кивает.) Давай я отнесу?

ПОЛИНА. Ты что, Нюша! Вдруг удар? Куда за врачом побежишь?.. Вот что, Тоня. Ты сегодня туда не ходи: уже ночь, так-то не по себе, а тут такое! Ты лучше завтра, ты утром сходи. Утром - спокойнее.

ТОНЯ. Дэ... да. (Отдает кружку) Сэ... сэ... спасибо. (Выходит за дверь.)

 

НЮША (у окна). Мама, мам,  а она всё равно пошла.

ПОЛИНА. И ничего: дойдёт до калитки - и опять повернёт обратно...

Вот ведь работа, а: кому радость в дом, кому горе.

НЮША. Мам, а отчего она заикается?

ПОЛИНА. А ты разве не знаешь?

НЮША. Нет.

ПОЛИНА. Пошла в лес... Это ещё прошлым летом было... Ходит по лесу, собирает землянику, всё ведь не лебеда, не крапива - сладко, сытно. Вдруг кусты затрещали, и из них - леший. Закричала она и - бежать. А как до села добежала, так и слова выговорить не может. С того и пошло.

НЮША. Леших же не бывает, они только в сказках, мама. (Смотрит за окно.)

ПОЛИНА. Да ещё говорит, леший с ружьём был. Кого она тогда увидала?

НЮША (с недоумением и обидой). Мама, мам...

ПОЛИНА (о своём). А, знаю!

НЮША (в продолжение начатого). Чего Савельиха кулак мне показывает?

ПОЛИНА (изумлённо). Кулак? (Шагнула к окну.)

НЮША. Что я ей плохого сделала?

ПОЛИНА. Это она не тебе - мне. Видишь?

НЮША. А ты её чем обидела?

ПОЛИНА. Ну, старая! Совсем ополоумела из-за своего сынка ненаглядного.

НЮША (назидательно). Ага, мама, её жалеть надо: он ведь у неё один, а его в Германию угнали.

ПОЛИНА. Депортировали подростков, а ему, ему... Сейчас сосчитаю. Гражданская закончилась в двадцать втором, тогда он и родился, сейчас сорок четвёртый - двадцать два года ему. Нашла подростка! (Бурчит) Дезертир! Неявленец!

 

НЮША (не услышала). Мама, мам, тот солдат не Лускотин был. Вот он сам, с тётей Анфисой. Я же говорю: они всегда вместе приходят.

ПОЛИНА. Как стемнеет - идут. По часам, как по месяцу. Принимай, Капочка, гОстюшек дорогих... (Про Лускотина) Все на фронте, а этот... Бронь, видите ли, у него. Ценный кадр! Сторожит склад лучше собаки. Только собака та бородатая да бодливая. Пустили козла в капусту. Сам не давится, ещё и Капитолину пачкает - таскается, что ни вечер, к ней.

НЮША. Чего же она пускает его? Не пускала бы... Из-за тёти Анфисы?

ПОЛИНА. Маленькая ещё: подрастешь - спросишь.

НЮША. Встань-ка, мам, встань. Ну, встань, мама.

ПОЛИНА. Вот. Стою. И что?

НЮША. Видишь, я выше тебя. А ты говоришь: маленькая. И про них я все знаю. А чего не знать - всё село говорит. У него дома жена, у неё эта... свекровь, а на улице ещё снег, холодно, - где им встречаться? А тётя Капа добрая, отказать не умеет, вот они и повадились... Мам, зачем она так, тётя Анфиса? У неё муж, а она...

ПОЛИНА. А где он, тот муж?

НЮША. Известно, на фронте.

ПОЛИНА. Давай спать ложись. Или ты на пост заступила?

НЮША. ?..

ПОЛИНА. До утра, говорю, будешь в окне торчать?

НЮША. Я того солдата жду. Вдруг он от папы?

ПОЛИНА. Давно бы к нам зашёл, не сидел бы столько у Капки.

НЮША. Мам. (Объявляет) Тёть Капа. К нам.

ПОЛИНА. Давненько не забредала.

НЮША. Так утром же и была.

ПОЛИНА. Вот и я говорю, что давно. Ну? Ложишься? Нет? Я тебе постелила.

НЮША. Зачем она к нам?

 

Входит КАПА.

 

КАПА. Ой, вы уж спать, а я... Я на минуточку, Поленька, на одну минуточку. Выручи, Поленька, а? У меня гость, гости, а сударика  нет. Одолжи, Поленька. Выручи по-соседски. Я верну. Завтра же и верну.

ПОЛИНА. Гости-то у тебя не переводятся. Напасись-ка на всех.

НЮША. Не давай, мама. Папа с войны вернётся - чем его встретим?

КАПА. Дай, Поленька, дай. Такой гость у меня. Такой гость!

ПОЛИНА. Лускотин мог бы и со своим к тебе заявиться. Как за постой, и взяла бы с него. А что? Опять ведь припёрся. Квартирант, да и только!

КАПА. Да разве стала бы я ради него, Поленька? Прохор, Прохор явился!

ПОЛИНА. Прохор?! Прохор Данилин?!

КАПА. Он, Поленька, он!

ПОЛИНА. Так он же...

КАПА. Давно уж воюет. Уж и ранен был. И сейчас - оттуда, из госпиталя... Дай, Поленька, дай.

ПОЛИНА (достала бутылку). Вот, с самых проводов. (Про Захара) Только одну рюмку и выпил.

НЮША. Не давай, мама. Папа сказал: вернусь - тогда и выпьем за встречу. Он вернётся, мама.

КАПА. Нюшенька, я завтра верну. Нальём в ту же бутылочку, и пусть стоит, твоего папочку дожидается. Дай, Поленька, дай.

ПОЛИНА. Если ты про лускотинский спирт, то и не старайся: нам ворованного не надо.

КАПА. Я другого найду. Принесу. Завтра же.

ПОЛИНА (подаёт бутылку). На, бери.

КАПА (верит и не верит). Отдаёшь? Отдаёшь?

ПОЛИНА (КАПЕ). Ну, взяла - и иди. А то передумаю.

КАПА. Ой, Поленька! Ой, хорошенькая! Ой, спасибо тебе! Так выручила! Так выручила!.. Дождалась я его, Поленька, дождалась!.. О тебе спрашивал. Только ты не ходи ко мне. Не придёшь? Не придёшь?! Не ходи, Поленька. У тебя дочь, муж, я одна, одна. Я больше не буду одна, Поленька. Мы поженимся, у меня будут детки, я буду мама, Поленька!

ПОЛИНА. Ты - как птица та. Лупит крыльями, чтоб взлететь, а ни с места. Ну, вспорхнула, что ль?

КАПА. Я лечу, лечу. Только ты не забудь, не забудь! (Исчезает за дверью.)

 

ПОЛИНА. Куд-кудах-тах-тах? Куд-кудах-тах-тах! Так бы и... (Обрывает.)

НЮША (с укором). Ты чего, мама? К ней жених, а ты...

ПОЛИНА. Спи давай. Где гребёнка? Вечно... (Нашла расчёску.) Ну, конечно: вся в волосах. Сколько раз говорить: причесалась - убери волосы.

НЮША. Я всегда убираю... Мам, ты чего? Надо спать, а ты...

ПОЛИНА. Тесто вычёсываю. К волосам тесто прилипло.

НЮША. Тесто? У нас и муки-то с зимы нет. Тесто...

ПОЛИНА. Может, и не тесто, воск.

НЮША. Так у нас и... (Обрывает.) Мамка! Да ты красавица!

ПОЛИНА. Была. Когда-то.

НЮША. Нет, правда, мам.

ПОЛИНА. Видела б ты меня лет пятнадцать назад. Вот тогда - да, я понимаю. А теперь что? Пшик против выстрела. Ну? Легла? Нет?

 

НЮША. Мам, луна. На нас смотрит. Гляди, как глядит. Будто хочет что-то сказать.

ПОЛИНА. Придумаешь тоже. Приподыми-ка голову, я тебе подушку поправлю... Вот, совсем другое дело. А то не легла, а села. Осанку надо беречь, барышня. Ну, спи.

НЮША. Мама, я поняла! Папка сейчас тоже на луну смотрит, и она говорит: он живой, он вернётся; знайте, дочь и жена. А может, он уже с партизанами. Сидит у костра и о нас думает... Мам, а ты чего не ложишься?

ПОЛИНА. Сейчас в кути приберусь - и лягу. Спи, засыпай.

НЮША. Спокойной ночи, мама.

ПОЛИНА. Спокойной ночи. (Уходит в куть.)

 

Луна, глядевшая прямо в окно, плавно и медленно смещается за пределы оконной рамы.

НЮША, шумно вздохнув, отворачивается к стене и затихает.

ПОЛИНА выходит из кути.

 

ПОЛИНА. Нюша, ты спишь? (Прислушивается.) Спит. А чего ей не спать... А тут - ни уснуть, ни проснуться... Вот и про вьюшку забыла. Надо закрыть, а то всю избу к утру выстудит. (Вдруг) Шаги?.. Кто-то идет!.. Остановился... Он. Он! (Бросилась в куть.) Зажгись, керосиночка. Ну, зажгись... Да зажгешься ты, нет?! Ну, зажгись. Ну, пожалуйста... Горит! Светит!

 

Стук в дверь. Входит ПРОХОР.

 

ПРОХОР. Здорово живём, партизаны!

ПОЛИНА. Тише, Прохор, - Нюшу разбудишь.

ПРОХОР. То-то думаю: темно, темно. Поворачиваю оглобли - свет...

ПОЛИНА. Да керосинка чёртова: гаснет и гаснет. Вот, снова потухла.

ПРОХОР. А ну гляну... (Берёт керосинку.)

ПОЛИНА. Смотри не смотри - новую надо.

ПРОХОР. Э, нет. Керосин юк.

ПОЛИНА. Есть, есть у нас керосин.

ПРОХОР. А я вроде и не говорил, что нету. Тащи, раз имеется. А то давай я притараню. Коя киттык (куда идти - башк.)?

ПОЛИНА. Давай уж лучше так посидим. А то ещё Нюшу разбудим... Ну, где ты, как ты? Рассказывай.

ПРОХОР (вроде бы ни с того ни с сего). Значит, дочь, говоришь?

ПОЛИНА. Дочка. Нюша.

ПРОХОР (с горькой иронией). А хто-то мальчонку хотел. Могет, и я: сын, токмо сын.

ПОЛИНА. Сыновей, Прохор, забирает война. Пусть уж дочь будет. Слышал?- у тётки Марьи ещё и Семён погиб. Всего-то и осталось два сына: Сергей да Степан.

ПРОХОР. Чего за Степана-то не пошла? Были б мы теперь родственники. Я б к тебе на пироги приходил.

ПОЛИНА. Так перебил же Захар. Что он, что Степан - оба проходу мне не давали. Ну и разорались один раз. Степан здоровее, Захар настырней. Чуть не забили друг друга. После этого случая Степан и отстал... Прости меня, Прохор.

ПРОХОР. За что? Мать сказала, ты три года ждала; а таким, как ты, год - как три, как пять. Это я, бамбук, виноват. Но теперь всё, допёр, хто есть друг, кто враг. С того и воевать дёрнулся. И пяти бумаг не исчеркал. Уважил рвение кум.

ПОЛИНА. Кум?

ПРОХОР. Оперуполномоченный. Кум - по-лагерному... Захар не объявился? Нет?

ПОЛИНА. Третий год - ни слуху ни духу. Только одно письмо и прислал. Нюшка его до дыр зачитала. «Обороняю Москву, сердце нашей великой Родины». Оборонил. Ни креста, поди, ни картонки.

ПРОХОР. Погодь хоронить. Может, в концлагере где. Может, и в партизанах. Много наших в лесах.

ПОЛИНА. Был бы жив - дал бы знать.

ПРОХОР. С голубем? Так и сизаря - на лету...

ПОЛИНА. Он бы нашёл способ. Он такой, беспокойный. Когда в город уехал на тракториста учиться, так что ни день, то письмо: тридцать дней - тридцать писем.

ПРОХОР. Война, Полюха, не город. Война, Полька, - война...

ПОЛИНА. Нюшку везде за собой таскал - сына-то нет, он с ней. Посадит в кабину, она и рада. Ещё и рычаги доверял. Так она теперь и пашет, и сеет, и боронит. Председатель уж приходил: «Готовься, Нюша Захаровна: последний снег сходит, скоро сев начнём». Она и радёшенька. На тракторе, говорит, покатаюсь. И будто бы не вставать чуть свет. И встанет, и норму даст. Мужики-то на фронте, она единственный тракторист.

ПРОХОР. Молодец девка.

ПОЛИНА. А то пойдёт рыбешки какой наудит. Мелочь, а всё не лебеда, не крапива. Одно плохо: через рыбалку и что не надо переняла. Давеча на луну уставилась: ну Захар и Захар - слушает, да не слышит, еле оторвала... (Поправила на НЮШЕ одеяло.) Уйдут, бывало, на лов, засидятся там до темноты, придут в потёмках, лягут нос к носу - кровати-то вот они, одна к другой,  - и ну шептаться, и всё про небо, про звёзды. И говорят-говорят, говорят-говорят, как будто на берегу не могли наговориться.

ПРОХОР. Так на рыбалке нельзя - рыбёху спугнёшь.

ПОЛИНА. И вот перешёптываются полночи, а я лежи слушай. Я понимаю: ребёнку, да, любопытно, но он-то, он - взрослый же человек!.. Ха-ха! Смешно. Вспомнила. Стали мы с ним это... ходить. Дня через два говорит: «Сегодня я покажу тебе чудо». Ну, я и заинтригована, жду, как эта, весь день. Вечер. Встречаемся. За руку взял, повёл.

С вечёрки голоса доносятся. Думаю: туда. Нет. Лесок кончился, сеном пахнуло. Стожки, стожки... Из-за одного парочка - пырх!.. Э, думаю, поняла я твоё чудо: который, значит, стожок мой? То ли оборону держать, то ли белый флаг выкинуть? Коммунистом же он тогда ещё не был - всякого жди. Только - покос миновали, а атаки нет. Значит, на берегу? - К речке спускаемся.

Ну и привёл, злюсь: людей, да, ни души, но ведь и ни травинки, один галечник да песок кой-где. А на мне платье - новёхонькое, первый раз и надела. Он: «Посмотри вон туда. Видишь за речкой холмы?» Отвлекающий маневр, думаю, сейчас он и грянет, штурм.

Прощай, девица; прощай, платьице.

Только слышу: «Там, за теми холмами, спит наше солнце. Выглянет напоследок, лучи скользнут по вершинам и пронзят веером бор... Красота, Полинка, неописуемая! Опоздали, эх! Село солнце». Я было чуть не расхохоталась в ответ. А он своё продолжает и до утра бы, наверное, гнул про небо и звёзды, да задремала я, присев на коряжину, он и увидел, осёкся и с тех пор ни разу не заговорил со мной ни о небе, ни о солнце. А как Нюшка в разум вошла, так он - с ней. Я уж тебе говорила... Когда едешь?

ПРОХОР. Сёдня. Сичас.

ПОЛИНА. Даже и не переночуешь? Погостил бы день-два.

ПРОХОР. Так бы не загреметь: часов пять, как в отлучке.

ПОЛИНА. Так ты - самовольно?

ПРОХОР. Кто ж отпустит - на фронт летит эшелон. Да и не думал я, что сорвусь. Да увидал с разъезда ридну краину, ну и прыг на ходу, три кэмэ - и тут.

ПОЛИНА. Попадёт тебе, Прохор. (Испугалась.) А вдруг трибунал?

ПРОХОР. Хватиться-то и то не успеют. Вишь, скороходы? (Чиркнул спичкой.)

ПОЛИНА. Каши просят твои скороходы... А в лицо зачем светишь? Смотришь, старая - нет?

ПРОХОР. Я... цигарку засмаливаю. Вишь... трясун. А ну как сгребу в охапку, да захрустят и крестцы? (С грубой нежностью) Полюха! Полянка! (Хочет обнять.)

ПОЛИНА (не даётся). Прохор! Нюшу разбудишь! (Вырывается.) Ну, Прохор!..

ПРОХОР (отступается, поёт). «Меня милка разлюбила. Не глядит, не слушает. Пойду к той, что не забыла. Может быть, откушает». (Грустно) Эхма!

ПОЛИНА (примирительно). Мать-то хоть повидал, милёнок?

ПРОХОР. Что я зверь какой? Первым делом к ней. Увидала - чуть концы не отдала от внезапности. Нет было предупредить как-нибудь, мол, живой, мол, сейчас, и увидишь. Нарисовался, бамбук, с разбегу. За сердце схватилась, ртом воздух хватает... Ладно, таблетки махом нашлись. Ожила от пилюль.

ПОЛИНА. А отец? Жив?

ПРОХОР. Помер батя. Надорвался на лесоповале. Стар уж был.

ПОЛИНА. Прости, я не знала. Значит, ты один остался у матери. Береги себя, Прохор.

ПРОХОР. «Смелого пуля боится, смелого штык не берёт».

ПОЛИНА. Ещё как берёт: что ни день - в селе похоронка... Что-то я хотела тебе сказать. А, вот. Пошла я позавчера в лес за хворостом. Хожу собираю. Наклонилась к сушине - из-под неё, из-под снега - заяц. Выпрыгнул и - повалился на бок. Снова скакнул - снова упал. Одна нога не то перебита, не то перекушена, сразу и не поймёшь. Словлю, думаю, всё равно ему пропадать, а так хоть мясной бульон будет для Нюшки. Уж и забыли, как пахнет он, суп с мясом. Ловлю. А он хоть хромой, а не даётся, упрыгивает. Да ещё снег - мне помеха. Это здесь его почти не осталось, а в лесу до колена, снизу - вода: разве скоро настигнешь. Наконец нагнала. Хватаю, а он прыг из-под руки, и я лежу носом в сугробе. Пока вылезала, пока отряхивалась, он и схоронился. Ищу. Вот он, след, а самого зайки нет. Жду-пожду. Не выдаёт себя длинноухий, залёг - и ни звука. Подождала ещё сколько-то - тот же толк. Ма-ахнула рукой. Иду к вязанке. Шла, шла... «Что-то долго вязанки нет». Смотрю: я уже тут проходила. Та же сосна: лежит ящером, ощетинилась сучьями - ни перешагнуть, ни перелезть. «Никак, заблудилась?»

Сейчас бы вернуться на след да по следам, по следам - из лесу. Где там! Снег валит вовсю, все следочки засыпало. Снег, он и сразу шёл - Урал есть Урал, и в мае жди снегопада. Да о том ли мне было думать? За супом гналась.

Что делать? Пошла на удачу. Плутала, плутала... Вдруг - дым. Не сразу-то и поверила: уж и темнеть стало - не мерещится ли? Нет, точно: что-то дымит. То ли костёр, то ли... Забираю на дым.

Выдралась из чащобы - избушка. Чья? Откуда? Ещё новенькая стоит. Из трубы дым столбом. Значит, кто-то там есть. «Зайду, хоть узнаю дорогу!»

Только зашла - из-за спины, из-за двери: «Стой, а то стрельну!» Поворачиваюсь - чуть чувств не лишилась: леший с ружьём.

ПРОХОР. Кто, кто с ружьём?

ПОЛИНА. Леший.

ПРОХОР. Лешенюга? С ружьём?

ПОЛИНА. Вот и я засомневалась. Взглянула смелей. Точно: никакой то не леший, а небритый, нестриженный года два... Знаешь, кто?

ПРОХОР. Кто?

ПОЛИНА. Савельихи разлюбезный сын.

ПРОХОР. Савельихи сын? Егор?

ПОЛИНА. Он самый. Только зарос, оброс: леший и леший.

ПРОХОР. Так он же в этой... в Хохляндии. Не успел тётку обнять - гансы притопали.

ПОЛИНА. То-то и оно, что нет. Это Савельиха утку пустила. Дескать, уехал, и на беду война началась. Для убедительности ещё и слезу сморгнёт. Только не каждый той байке верит. Не верит и НКВД. Недавно снова наведывались. Как набор новобранцев, так - к ней.

ПРОХОР (полуутвердительно). Нюхом чуют?

ПОЛИНА. Не уезжал он никуда. На пасеке был. Пчёлы два дня роились. А вернулся - война. Он: «Пойду защищать Родину». Она: «А вот это ты видел?» - и винтовку с ковра. Лучше, мол, сама застрелю, а им не отдам, Чапай-де простит. Для того, говорит, я тебя зачала в сорок-то лет, для того выносила, под пулями уберегла, чтобы немец убил? Не пущу! Или в лесу сиди, или... Вот он и сидит. Ультиматум.

ПРОХОР. Маман! Сама, значит, по всем фронтам: «Эх, тачанка-растачанка», а ему, мужику, - лес?!

ПОЛИНА. Сперва он в лесу прямо так жил, без крыши над головой, - война-то летом началась, не холодно. А к зиме избушку срубил, печурку сладил. Теперь ему и наш, уральский, мороз нипочём. И не холодно, и не голодно - ружьё под рукой. Зайца того он подранил.

ПРОХОР (иронизирует). Меткач. Снайпер... В бою иной раз только навскид и обшустришь ганса, а этот и прицельно-то в «молоко». Пусть уж в лесу сидит. «Охотник».

ПОЛИНА. Так он говорит: в ногу и метил. Думал, подлечит подранка, прикормит и будут вдвоём жить. Одному, говорит, в лесу  тоска, волком вой.

ПРОХОР. Так и есть: дитё. Куда такому на фронт!

ПОЛИНА. Меня почти до самой околицы проводил. Напоследок сказал: если выдашь, мол, живым всё равно им не дамся. И на ружьё кивнул.

ПРОХОР. «Герой». И курок-то взвести не успеет. Махом возьмут. НКВД. Думай.

ПОЛИНА. Не знай, объявиться, говорит? Или сразу туда, на фронт?

ПРОХОР. Должок вспомнил? Родину-мать?

ПОЛИНА. Да он и не забывал. Всё она, Савельиха. А про долг, говорит, вовсе забудь и не вспоминай даже. Мы с Евграфом в Гражданскую за двоих, за троих отвоюнькали. Не мы, нам ещё малёхо должны. Права старая? Нет?

ПРОХОР. Дебет - кредет? В её пользу.

ПОЛИНА. Спрячься, Прохор!

ПРОХОР. Што-о?

ПОЛИНА. Ты ведь тоже один остался у матери...

ПРОХОР. Да ты что предлагаешь-то!..

ПОЛИНА. Там никто не найдёт. Там лес, тайга.

ПРОХОР. Ну, ты!.. Да знаешь, кто ты?! (Срывается с места, почти бежит, оскорбившись до глубины души.)

ПОЛИНА. Прохор! Постой! Прохор!.. (Хватает пальто с вешалки.) Прохор! Прохор!.. (Кинулась вдогон.)

 

НЮША (на постели). Ушла! Так ведь и ушла! Убежала! С ним!.. Папка т а м, а она!.. (Кричит вдогонку, будто та может услышать) Кулёма! Фофанша! (Всхлипнула.) Папка, где ты? Папка, вернись. (Плачет.)

 

Полная темнота. Свет. Утро.

 

НЮША (спросонья). Мама, мам, мне холодно, я замёрзла. (Встаёт.) Да что за холод такой!.. Мам, ты где? (Ищет.) И здесь нету... А печка-то лёд! Вьюшка не вдвинута. (Поняла.) Так она не пришла?! Она там?! С ним?!.. (Отказывается верить.) Да что же это такое?!. (Ломает руки.) Мама, мама... (Негодует.) Вот!.. (Осекается, едва не обозвав мать в лицо.) Мама, ты?!

ПОЛИНА (вешает пальто на вешалку). Ты встала? Умылась? Нет, конечно. Давай-ка умывайся уже, а я пока на стол соберу, кипятку нагрею... Чего уставилась?

НЮША (норовисто). Ты где была?

ПОЛИНА. Я... на двор выходила. А что, уже и на двор выйти нельзя? Нельзя? Нет?

НЮША. И что ты в том дворе делала?

ПОЛИНА. Да как ты с матерью разговариваешь! А ну - мыться!

НЮША (ворчит). На двор она выходила.

ПОЛИНА. Сто раз повторять?

НЮША. А печечка-то холодная. Вьюшечка не на месте.

ПОЛИНА. Ну забыла. И что? Краул? Спасайся кто может?

НЮША. На дворе? Ага? А у самой соломинка в волосах.

ПОЛИНА. Соломинка? Какая соломинка? И нет никакой соломинки.

НЮША (подаёт). Вот. Вот ещё одна. (С ужасом) Ты где была, мама?

ПОЛИНА. Красавку зашла проведать. Соломы дала. Натрясла, значит, на голову.

НЮША. Ты была т а м, с ним!.. Какая ты, мама!.. Папка там, на войне, а ты!..

ПОЛИНА. Што-што-што?

НЮША. Ты подлая! Ты преда... (Пощечина.) Предательница, предательница!

ПОЛИНА (грозит). Поняла? Мало?

НЮША (с вызовом). Бьёшь? Бей!.. А чего не бить-то? Конечно! Ты же мальчонку хотела, а тут я вылезла. (Язвительно) Где у нас крантик? Ну-ка? Где? Ну-ка? А крантика-то и нету!.. Плачешь? Ты плачешь? Мама, не плачь. Ну, прости, мама...

ПОЛИНА. Ой, горе мне, горе! Да за что мне всё это?

НЮША (плачет). Ну, мамочка! Ну, хорошая!

 

Шумно входит САВЕЛЬИХА.

 

НЮША. Мамочка!..

САВЕЛЬИХА. Эка! Хором ревут. (Весело) Об чём плач, безутешныя?

НЮША. Мам, Савельиха. (САВЕЛЬИХЕ) У мамы... брата... на фронте.

САВЕЛЬИХА. У ей братец означился?! Откель ему взяться, вруха!

НЮША. У мамы... двоюродный.

САВЕЛЬИХА. Пошто не троюроднай? Об ём горшее слезят... Пошто баушке врёшь? (О себе) Спокон веку тута, с самого сызначалу - всех шшолкаю наперечёт. - Хвать, чё ль, сопелищу на кулачонку мотать! Не время мне.

ПОЛИНА. А я и не плакала. С чего ты взяла?

САВЕЛЬИХА. А то мы незрячия, а то мы слепыя. Стара я, стара, да в корень зрю. Чухашь ту корневишшу? Ась?

ПОЛИНА. Догадываюсь, зачем прискакала. Нюша, пойди-ка на двор, а мы пока с бабусечкой побеседуем. Да! Подойник возьми - Красавка недоенная стоит.

САВЕЛЬИХА. Зверьё, чё ли? Коды надоть доить?

ПОЛИНА (НЮШЕ). Ну, ушла, что ли? Нет?

НЮША. Таитесь! Пожалуйста!

САВЕЛЬХА. Ты што на матерь базлашь?! А ну, да с пришкоком! Шемятом!

НЮША. А вы не командуйте. Сыночком своим командуйте.

САВЕЛЬИХА (ПОЛИНЕ). Ты што, и ей разболакала?

НЮША. Привыкла. Ишь! «Кто не с нами, тот против нас»?

САВЕЛЬИХА. Чаво-чаво?

НЮША. Много, спрашиваю, людей-то, из пулемётика? Ась?

САВЕЛЬИХА. От-т куды ты, шопля!.. Шшоту нет! (Изображает в лицах.) Евграф: «Тырр, проклятыя!»  Растачаночка вжих! Кони, тпру! И - туды-растуды: та-та-та! та-та-та! Коннай, пешай - брык! Лошадёнки кувырк! Та-та-та! Та-та-та!.. Я и шшас могу: (стреляет в НЮШУ понарошку) та-та-та! та-та-та!.. Страшно? Бойсь. Йэсть ишшо порох в пороховнице. Дык пальнуть? (Сунула руку за борт телогрейки.) Аль сама скакнёшь?.. Да не боись ты, коза: чапаевка зряшно не тронет. ( НЮША шарахнулась в дверь.) Гул-ляй покудо!

 

ПОЛИНА. Зачем ребёнка пугать?

САВЕЛЬИХА. Пошто задират?

ПОЛИНА. Не навоевалась, нет? Так иди и воюй.

САВЕЛЬИХА. Дык пошла бы, побяжала бы, полятела бы, как к милОму деваха, - не пущщат, окаянный сын! (Изображает военкома.) «Опеть пришлёпыла, старыя? Ать-два отсель!»

ПОЛИНА (прыскает). Представляю: ты! Из окопа! В атаку! Ну Яга Ягой. Да в шинели! Да в каске!.. Ха-ха-ха!.. Фрицы - кто куда! В рассыпную! «О, майн гот! Гитлер капут!» Ха-ха-ха!.. Зря он, зря, военком. Я бы мигом тебя туда. Да на самый трудный участок! Ой, ха-ха! Яга, а кричит: «За Родину! За Сталина!» Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!.. Ой, потеха! Ой, не могу.

САВЕЛЬИХА. Потешашься? Здря! Сам Чапай со мной с первай ручкался. Сам Чапай!.. Шшас слезу сроню.

ПОЛИНА. Чё слеза? Обрыдайся уж. (Передразнивает.) Та-та-та! Та-та-та! А сама Ягуся бабуся. (Смеётся.)

САВЕЛЬИХА (про ЗАХАРА). Уж твово-то всяко лучшее. Потому Сашка. Никоды не плутала, с супротивником не аукылась... От ить воин без кумпасу!

ПОЛИНА (с издёвкой). Зато твой сынуля-сынок - уж герой так герой!

САВЕЛЬИХА (перехватывает). Оп! Об ём речь. Во первЫх строках, он не сам: маменька его туды позапрятала. Апосля, чейный шшот? От-т родишь коды, сорок годиков отщиташь, отмаишь, от тоды и споймёшь. Счас чаво?

ПОЛИНА. Ты б постригла сынка-то, мамаша. Антонинку до смерти напугал. Заикается, говорю, девчонка.

САВЕЛЬИХА. Подялом! Неча в дебрю... Ишь! И тябе не след. (Грозит.) Слышь? Не ходь.

ПОЛИНА. А вот сейчас и пойду. И остригу его и обрею. Чтоб людей не пугал. Всё, пошла.

САВЕЛЬИХА. Не шуткуй! (Вдруг, ожесточаясь) Он поледыш мой, слыхашь, ты?! Он сосрёбыш мой. Распоследнянькай! Ненагляднянькай!.. Рази ж ты споймёшь! Где тябе!.. Слухашь, ты?! Ежли вдруг яво... бережись! С-под земли ссыщу! С того светика!.. Разумешь?

ПОЛИНА. Никого я не видела, ничего я не слышала.

САВЕЛЬИХА. На лету хваташь! Чмокнуть, чё ль?

ПОЛИНА. Ну а спросит кто (Показывает погоны на плечах.), то возьму его, как кумовка под белу рученьку, и туда - к схимнику. Напрямки!

САВЕЛЬИХА. А ну глянь сюды! (Показывает обрез от винтовки.) Целка - страх! Пешай? Коннай? - С вярсты! Чик! - и мёртвай. Аккурат промеж бровей вляплю. Как желашь: с плеча аль навскид? Навскид-то лучшее: душа тоды прямехонько в рай! Хошь, прям шшас спроважу? Хотишь к анделам, ась?

ПОЛИНА. А не пора ли тебе, карга, в избушку на курьих ножках?! Там тебя подподольничек твой уж заждался, кашки просит. Дать метлу или ты, как все, через дверь вылетишь?

САВЕЛЬИХА. Ай, храбрехонька, прямо страх! Уж не с молодцом ли спозналася? Што моргашь? Бают, ночем был. Не забёг?

ПОЛИНА. А тебе-то что? Был. Вот здесь сидел. А любезнича-ал! С петухами еле спровадила... Ы! Съела? Ешь.

САВЕЛЬИХА. Ай, радёхонька я за тебе, раскрасавица! Аж завидки берут. (С ехидцей) Зашкребётся скоро последыш-то - и куражик-то во-он. Тоды ишшо побалакам. (Перед дверью) Прощевай, горемычныя!

ПОЛИНА. Жди в избушке гостей. Сегодня же и нагрянут!

САВЕЛЬИХА. Кроватёнка твоя уж больно мне ндравится - аккурат супротив окна: незрячай на ощщуп ухлопат, а я сляпа, ох сляпа!.. (Выходит вон из избы.)

ПОЛИНА (одна). Вот медведица! За своего медвежонка и с тигром схватится. И ещё не известно, кто кого: она или тигр.

 

Входит какая-то не такая КАПА.

 

И эта, кажись, туда же. Принимай, Полинушка, бой.

КАПА (с ходу). А ей и не стыдно. А ей и не совестно.

ПОЛИНА (парирует, пикируясь). А чего мне стыдиться?

КАПА. Увела?

ПОЛИНА. Тебя не спросилась?

КАПА. Какая ж ты, Поля!..

ПОЛИНА. И какая же?

КАПА (плаксиво). А такая! Он ко мне пришёл, а ты... уманила, отвадила.

ПОЛИНА. Интересный расклад. Дальше, дальше!

КАПА. Ты сказала, что не придёшь. Слово дала.

ПОЛИНА. Слово? Когда это? Где?

КАПА. Здесь! Вот здесь ты стояла, на этом вот месте. Пообещала мне, а сама...

ПОЛИНА. Не было никакого слова.

КАПА. И этого не было?

ПОЛИНА. Чего?

КАПА. Я видела, как ты придвигалась к нему... за столом. И сидела, касалась.

ПОЛИНА. И он отодвинулся? Нет же? Нет.

КАПА. А потом под столом...

ПОЛИНА (перебивает). А ты наблюдательна, Капа-Капулечка. Завидки взяли иль как?

КАПА. Как ты могла, Полечка? Я полжизни, всю жизнь... А ты!..

ПОЛИНА. А я?

КАПА. У тебя муж!

ПОЛИНА (парирует). Живой? Мёртвый?

КАПА. Ты жена!

ПОЛИНА. Жена, да безмужняя. Разве нет?

КАПА (с угрозой). Подожди, вот вернётся Захар!..

ПОЛИНА. Месяц? Число?

КАПА. Он вернётся, и я устрою тебе эту же пытку.

ПОЛИНА. До ворот и прощай!?

КАПА. До ворот, до ворот.

ПОЛИНА (и глазом не моргнув). Прохор проводил меня до калитки. А с чего не вернулся к тебе, я не знаю. Помаячила бы чуток на крылечке - глядишь бы, укараулила.

КАПА (задохнулась от возмущения). Врёшь! Всё врёшь!.. Я следила за вами и видела, как вы ушмыгнули. Калитка? Я видела ту калитку: вы юркнули на сеновал. Быстро же ты нашла приют до рассвета.

 

ПОЛИНА ошеломлена и молчит.

 

Я стояла внизу, и мне было всё слышно. Вы шептались, ластились, целовались. Красавка не узнала меня, мукнула. Вы затихли, прислушались. Я боялась дышать и едва не задохнулась без воздуха. Потому была рада, когда вы завозились опять. Вы возились, сено шуршало, и сверху сыпались на меня и облепляли лицо мне соринки. 

ПОЛИНА (обрывает). Хватит! Наслушалась! Уходи!

КАПА. Я уйду, только знай: я теперь такая, как ты!

ПОЛИНА. Оюшки!

КАПА. Как вернётся Захар, я устрою тебе тот же дождь, и ты будешь топтаться под ним, боясь оступиться, и жевать, закусив, как Красавка, соломинку. Это - чтобы не закричать, не взреветь, не заплакать.

ПОЛИНА. Ты способная ученица. Ого-го-шеньки!

КАПА. Не то слово: отменная! А ты знаешь, что было потом?

ПОЛИНА. Мы расстались. Без поцелуя. Как попу говорю. Ты как поп.

КАПА. Нет, что было со мной, знаешь?

ПОЛИНА. Откелюшки, рОдная?

КАПА. Я легла... легла... (Язык не поворачивается сказать.)

ПОЛИНА (продолжает за КАПУ). Под Лускотина. Я угадала?

КАПА (всхлипнула). Год ли, два, до вчерашнего дня он ходил всё ко мне, предлагая жениться.

ПОЛИНА. Вот уж не знала! А чего ж он тогда ночует с Анфиской?

КАПА. Ночевал! А бегал ко мне: разведусь, женюсь, ты такая, такая!..

ПОЛИНА. И пошла бы. Чего?

НЮША. Я другого люблю. Прохора! И вот он пришёл! Явился! Воскрес!.. А ты!.. Ты украла его у меня. Ты воровка, Полина.

ПОЛИНА. Вот те раз! Он своими ногами. Он сам.

КАПА. Нет, ты! Ты... как компас, ты магнитишь его.

ПОЛИНА. Вот. Сказала сама. Так что: я ни при чём.

КАПА. Поля, Поля, да как же ты можешь?

ПОЛИНА. А ты? (Трунит.) Безгрешныя, сил нет! (Выкликает.) Святая Капитолина, в исповедальню! Пастор Лусконио дожидается. Один, без Анфисочки.

КАПА. Да знаешь ты - нет? Зачем терпела я их у себя? Из-за его вонючих консервов!

ПОЛИНА. Исповедь началась. Кайся, кайся, матушка Капитолина.

КАПА. А спроси, зачем мне жраньё?

ПОЛИНА. Зачем? Чтоб не сдохнуть от голода. Я так понимаю. Война как-никак.

КАПА. Да если бы!.. Он при складе! Как склад! У него тушёнка, сгущёнка! А у меня в амбаре лишь пыль.

ПОЛИНА. А у меня ещё мыши. (Преувеличенно) Скребутся!

КАПА. Вот и я тоже мышь. Поскребусь, вылезу из норушки, пока они там, за ширмой, и меня не видят, не слышат. И - к столу. Хватаю всё без разбору, глотаю, давлюсь - не лезет в горло ворованное. Что-нибудь протолкну. А зачем? Да спроси ты, зачем!

ПОЛИНА (мрачно). Сказано: голод.

КАПА. Голод?! Голод?! Да мне чхи на него, на тот голод! Я и сдохну, не пикнув. Знаешь, я для чего ела, давилась? Чтоб фигура была. Фигура!

ПОЛИНА (поражена). Поворот.

КАПА. Всё её, фигуру, блюла. Чтобы Прохор пришёл, глянул, а я такая же, как была: и кругла, и бела. Для него береглась, для него расстаралась. (Сквозь слёзы) А теперь (о Лускотине) этот крот. (Истерично) И ему не нужна. И ему! (Плачет.)

ПОЛИНА. Быстро же разлюбил, однако, влюблённай.

КАПА (вдруг, навзрыд). Полька, смерть!.. Поля, Полинушка!..

ПОЛИНА (испугалась за КАПУ). Да ты что! Ты чего! Брось! Брось!

КАПА. Ой, не жить мне, Полина, не жи-и-ить. (Причитает.) Никому не нужна, никомушеньки не нужна-а-а.

ПОЛИНА. Ещё встретишь, что ты! Ты полюбишь его, он тебя. Успокойся-ка, ну! Ишь, удумала! Дай-ка вытру слезу. Ты красивая, Капа, и очень хорошая. Улыбнись. Ну, улыбнись!.. Вот и умница, перестала плакать. Айда-ка приляг. Тебе сейчас полежать надо. Ну, чего ты стоишь?

КАПА. Я к себе пойду. Я уже успокоилась.

ПОЛИНА. Приляг, приляг.

КАПА. Я там, я дома.

ПОЛИНА. А ты того  - не того? (Показывает на шею.) 

КАПА. Я отходчива. Я не буду.

ПОЛИНА. Проводить?

КАПА. Я сама. (Уходит) Всё прошло, Полечка. Всё прошло.

ПОЛИНА (одна). Капа, Капа, Капитолина! Да тебе не здесь бы и жить, а где-нибудь там, на облаках, в том краю, где ни горя, ни зла... И зачем она здесь? Для чего?

 

Входит с подойником в руке НЮША.

 

НЮША. Мам, доила, доила, а и полведёрка не надоила: не даёт Красавка молоко. А если совсем перестанет, чего кушать будем? (Идёт в куть.)

ПОЛИНА. Ей бы сена сейчас, она бы и задоилась: с соломы какое молоко. - Скоро, Красавка, лето.

НЮША (из кути). Мам, идём покушаем молочка. Ум-м, вкусное!

ПОЛИНА. Ты ешь, я не буду.

НЮША. Правда, вкусное. Мам, идём.

ПОЛИНА. Аппетита нет, не хочу.

НЮША. Из-за этой, с видом разбойницы? Чего надо ей? Зачем приходила?

ПОЛИНА. Да так просто. Шла мимо, ну и зашла на минутку.

НЮША (не верит). Ага, мимоходиком. Пошла прогуляться бабулечка - и винтовочку с собой прихватила. Она всегда с винтовкой разгуливает?

ПОЛИНА. Не было никакой винтовки.

НЮША. Её-то, может, и не было, а вот обрезик был. Я не слепая, мама. Приклад торчал.

ПОЛИНА. Ну, увидала чего, так и помалкивай. Нам же и лучше.

НЮША. Из-за своего сынулечки приходила? Скажи нет - я снова поверю.

ПОЛИНА. Вот что, дочь. Ты уже совсем взрослая и всё понимаешь. Так что уразумей: ты ничего не видела и не слышала, и Савельиха к нам не приходила. Уразумела?

НЮША. А сейчас вот пойду и заявлю куда надо. А чего? Нечего: все воюют, а он?..

ПОЛИНА. Вас в школе этому учат? Этому научили?

НЮША. Да шучу я, мама, чего ты?

ПОЛИНА. Стало быть, поняла?

НЮША. Конечно! (Нарочно) Зайчатинки бы!

ПОЛИНА. Опять?! Нарошно?! Мать травишь?!

НЮША. Ну, что ты, мам? Я уже про другое. Правда. Пью, пью молоко, а в животе всё равно ур-р, ур-р! Как у котёнка или у кошечки. (Мечтательно) Хлебца бы! Я бы тюрю! Сейчас бы! - Ам-ням-ням, тюрька моя! - А то бы горбушечку. Или сухарик. Да с молочком! В прихлёбочку!.. Может, поешь, мам?

ПОЛИНА. Говорю: не охота. Попозже поем.

НЮША. Ур-р! Ур-р! Мам, так и урчит в желудке.

ПОЛИНА. Терпи - не долго осталось. Вот война кончится, лето будет... Мне почему-то кажется, что тогда лето будет... В огороде, в лесу соберём урожай, прикупим того, этого да напечём всего, нажарим, напарим - и закатим пир на весь мир!

НЮША. Мам, а апельсины будут?

ПОЛИНА. И апельсины, и яблоки, и даже лимоны. Всё будет.

НЮША. Ой, мам, представила! Войны нет, и папка вернулся, и мы идём - я, он, ты - в лес или в поле. А навстречу нам тётя Капа, тётка Марья, баба Гриппа... - всё наше село. И все-то радуются, все счастливые: войны нет, счастье, мир!

 

Зашипел за окном репродуктор. Голос ЛЕВИТАНА: «От Советского информбюро!» 

 

НЮША. Мама, слышишь? Репродуктор в клубе включили. Сейчас сводку передадут.

Голос ЛЕВИТАНА: «Войска IУ-го Украинского фронта в результате стремительно проведенной операции со смелым исходным маневром сегодня, 13 апреля, штурмом овладели городом Симферополь - основным опорным пунктом обороны немцев в юго-восточной части Крыма».

НЮША. Мам, Симферополь освободили. Симферополь - наш!

 

ПОЛИНА не реагирует.

 

Голос ЛЕВИТАНА: «Восьмого апреля после трёхчасовой артиллерийской подготовки и мощных ударов авиации и флота наши войска перешли в наступление, перекрыв противнику путь к портам южного побережья Крыма, и приближаются к городу Севастополь».

НЮША. Мам, наши скоро Севастополь возьмут. Мам, ура!

 

ПОЛИНА не реагирует.

 

Голос ЛЕВИТАНА: «Сегодня, 13 апреля, в 17 часов, столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим город Симферополь, двадцатью четыремя артиллерийскими залпами из трёхсот двадцати четырёх орудий».

НЮША. Мам, салют! Салют, мама!

 

ПОЛИНА не реагирует.

 

Голос ЛЕВИТАНА: «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!»

 

Затемнение.

Свет. Август. Начало ночи.

 

ПОЛИНА (одна). Ой! (Кладёт руку на живот.) Шевельнулся. Опять... Какой месяц сейчас? Август. Сейчас август. (Загибает пальцы.) Апрель, май, июнь, июль, август - пятый месяц: пора! Опять торкнулся. Конечно: тесно ему. Надо бы поослабить ремень. Нет, нельзя: заметят - судачить начнут. Ой!.. Нельзя, нет. Если только немножко, самую малость. Вот, вот так. И сразу же перестал. И ему легче, и мне. «Зашкребётся скоро последыш-то...» Заскрёбся. «Радуйся». Только бы Нюшка не догадалась. (Сокрушается.) Таись теперь, прячь. (О НЮШЕ) Пора бы ей придти - стемнело совсем. Неужели ещё репетируют? Нет: идёт.

 

Вбегает чем-то всполошённая НЮША. Замыкает дверь на крючок.

 

ПОЛИНА. Ты чего запираешься? Сроду не запирались.

НЮША. НКВД, мама, НКВД!

ПОЛИНА. НКВД?

НЮША. К нам! Трое!

ПОЛИНА. С чего ты взяла, что к нам?

НЮША. Один на окна показывал. Я их обогнала и - бегом! Они сюда, мама!

ПОЛИНА. Мимо пройдут: чего они тут забыли?

НЮША. Ага? (В панике) Всё из-за него! Из-за них!

ПОЛИНА. Да говори ты толком!

НЮША. В клуб иду - перед домом Савельихи «воронок» стоит. И в него кого-то заталкивают. А он не даётся, а его туда, туда! На крыльце Савельиха. Её двое держут, а она вырывается, кричит: «Пятлюры! Махновско племя! Нет на вас Василья Иваныча... Саночик! Радимай мой!»  Её в избу утолкали, а Егора туда, в «воронок».

ПОЛИНА (обречённо). Вот тебе и «не дамся». Или спящего взяли?

НЮША. Что потом было, не знаю - в клуб зашла, а обратно иду - они. Я двоих сразу узнала. Один маленький и в очках. Второй с виду-то страшный...

 

Стук в дверь.

 

Не открывай, мама: они!

 

В дверь тарабанят.

 

Не открывай!

ПОЛИНА. Дверь вынесут. Разбери постель. Живо! (Через дверь) Сейчас, сейчас. Открываю.

 

Входят трое мужчин в форме НКВД.

 

СОЛОГУБ. Тэк, тэк-тэк. От кого запираемся? Совестёночка не чиста?

ПОЛИНА. Так - ночь, спать собрались. Да и не шастают по ночам добрые люди.

СОЛОГУБ. Мы, значит, не добрые? Тэк, тэк-тэк. (Записывает.)

ХЛОПОВ. Гражданка Шебарина Полина Сергеевна?

ПОЛИНА. Я. Чем обязана? В тайных организациях не состою, муж на фронте. Чем не угодила всевидящей нашей власти?

АНАШКАН (не без угрозы). У-тю-тю, лопотунья!.. (ХЛОПОВУ) Контра! Как пить дать, контра!

ХЛОПОВ. Отставить, Анашкан! Одевайтесь, гражданка Шубарина.

ПОЛИНА. Ше-барина. Куда, позвольте спросить? Или это военная тайна?

АНАШКАН. Контра! Скрытая контра! От неё так и прёт дворянскими штучками. Да она, Хлопов, она.

ХЛОПОВ. Разговорчики! (ПОЛИНЕ) Одевайтесь, Шебарина. Побеседуем пять минут.

ПОЛИНА (перебивает). Знаю я вас. Пять минут прошло, а человека нет и не будет. Ни сегодня, ни завтра. Вещи брать?

АНАШКАН. Ай, ручонки зудят! Ай, не вытерплю, Хлопов!

ХЛОПОВ (растерянно). Анашкан, это женщина! (Твёрже) Вы различаете: где мужчина, где женщина?

АНАШКАН. А контра есть контра! Что в шароварах, что в юбке. (Сквозь зубы) Полюбезничаем, красавица? (Замахивается.) У, проститу...

ХЛОПОВ (строго). Анашкан! Вы что себе позволяете! Извинитесь сейчас же!

АНАШКАН. Чиво? Может, ещё реверанс, польку?

ХЛОПОВ. Вы ведёте себя недостойно. Вы слышите?!

АНАШКАН. Ой, Хлопов! Скажи ещё: запятнал честь мундира... Ох уж мне эти мундирщики!

ХЛОПОВ. Вы извинитесь - нет?

АНАШКАН (ПОЛИНЕ). Наше вам, с кисточкой!

ХЛОПОВ. Я сказал: извинитесь!

АНАШКАН. Да контра она, контра. От неё же за версту прёт. Внюхайся, Хлопов.

ХЛОПОВ. В общем так, Анашкан: я отстраняю тебя от дела. Можешь идти.

АНАШКАН (с улыбочкой). Оченно понимаем-с. Беляк беляка видит издалека.

ХЛОПОВ. Выполняйте приказ! Это приказ, Анашкан!

АНАШКАН. Ещё и трибуналом пугни. Посмотрим, кого скорее чик-чикнут. Да, Сологуб?

СОЛОГУБ. А чего Сологуб? Ничего не Сологуб. Фамилия - как фамилия.

АНАШКАН. Слыхал, Хлопов? Сологуб - значит соло губ: может тому подпиликнуть, может этому. Так, Скрипогуб?

СОЛОГУБ. А чего вам моя фамилия? И у вас... фамилия.

АНАШКАН. Всё равно, Мокрогуб, придётся тебе выбирать. Скоро, ох скоро! Справа расстрел, слева вышка, т.е. тоже к стенке. Ха-ха, ты вляпался, Твердогуб.

ХЛОПОВ. Ты замолчишь, Анашкан?

АНАШКАН (смакующе). Мне бы эту беляночку. Как бы я её допросил! Сказка! Сказочка! У тебя губёнка не дура, господин Хлопкогуб.

ХЛОПОВ. Пристрелю, сукин сын! (Хватается за кобуру.)

АНАШКАН. Ой, боимся, боимся!.. Спрячь берданку, начальник. У меня тоже пугалка есть. Ещё не известно, кто кого скорей напугает. Ха-ха-ха! Пухлогуб отстучит: состоялась дуэль; из-за дженчины. Тэк, тэк-тэк, Стукозуб?

СОЛОГУБ. Тэк... И ничего не тэк-тэк.

ХЛОПОВ (АНАШКАНУ). Считаю до трех. Раз!..

АНАШКАН (передергивает). Два, три. Побереги патроны, хронометр! Стукогуб сдаст - чем чик-чикнешься? (Вскинул руку.) Всё, всё: ухожу. Разрешите идти, ваше... какое бишь благородие?

ХЛОПОВ (вне себя). Вон!

АНАШКАН. Видите, дамочки, какая у нас нервная работенция? (ПОЛИНЕ) Миль пардон, мадам. (НЮШЕ, с реверансом) Мадмуазель! (ХЛОПОВУ) Я за дверью. (Преувеличенно) В дозоре. Муха не пролетит, комарёнок не пискнет. (ВСЕМ) Шу-шу-шу! (Исчез за дверью.)

 

Напряженная тишина.

 

СОЛОГУБ. Тэк, тэк-тэк.

ХЛОПОВ. Я сломаю твой маятник!

СОЛОГУБ. Чок, молчок! (Что-то записывает.)

ХЛОПОВ. Распустились! (СОЛОГУБУ) Ты чего там строчишь?

СОЛОГУБ. Ничего. Протокол.

ХЛОПОВ. Дай-ка. Ну! (Смотрит.) Так и знал. Кто ж так пишет, а? (Разорвал.) Документ - понимай! Сам буду писать... Тэк, тэк -тэк. Тьфу, прилипло! С ума с ними сойдёшь. (Кашляет.) Ну, Полина Сергеевна, теперь нам никто не мешает: ни внутри, ни снаружи. Начнём?

ПОЛИНА. Спрашивайте.

ХЛОПОВ. В вашем селе задержан за уклонение от воинской обязанности некто Савельев Георгий Евграфович. Знаете сего гражданина?

ПОЛИНА. Знаю. Савельихи сын. Дом около клуба. Только Егор на Украине... Я что-то не то говорю? Вы так смотрите!

ХЛОПОВ. Когда задержанного препровождали к месту допроса, всё было понятно. А вот на очной ставке с матерью возник вопрос.

ПОЛИНА. Спрашивайте - отвечу. Если знаю, конечно.

ХЛОПОВ. С её языка слетела фраза, в которой упоминается ваше имя.

ПОЛИНА. Моё?

ХЛОПОВ. Ваше.

ПОЛИНА. А почему, вы думаете, моё?

ХЛОПОВ. Вы Полина?

ПОЛИНА. Да, но у нас в селе: раз, два, три... четыре Полины. Почему я?

ХЛОПОВ. Остальных мы уже допросили. Вы последняя.

ПОЛИНА. Понимаю. (Тотчас) Ничего не понимаю. Моё имя? Зачем?

ХЛОПОВ. Вот и мы хотим это выяснить. (По слову) Что вы знаете о дезертире?

ПОЛИНА. О каком дезертире? У нас все воюют. Мой тоже на фронте.

ХЛОПОВ. Спрошу иначе. Знали ли вы, что в шести километрах к юго-востоку от села скрывается изменник Родины Савельев Георгий Евграфович? Подумайте хорошенько и ответьте со всей ответственностью, потому что если вы знали и не сообщили куда надлежало... Вы понимаете, чтО вам грозит?

ПОЛИНА. Уж понимаю. Не маленькая.

ХЛОПОВ. И? Ваш ответ?

ПОЛИНА. Ничего я не знала.

ХЛОПОВ. Так и записать?

ПОЛИНА. Так и запишите.

ХЛОПОВ (НЮШЕ). А вы, Шебарина-младшая? Вы знали?

НЮША. И я ничегошеньки не знала.

 

АНАШКАН (в дверях). Честное комсомолистское?

ХЛОПОВ. Анашкан?!

НЮША. Честное-пречестное. Комсомолки никогда не обманывают.

АНАШКАН (тоном ХЛОПОВА). А вы, Шебарина-старшая, случайно не член партии? Я не удивлюсь, если с 1905-го года. С зубрами революции ковали авангард рабочего класса? С самим Лениным были на ты?

ХЛОПОВ. Анашкан, вы покинули пост!

АНАШКАН. Не ломай комедию, Хлопов. Пошли, Сологуб: всё равно он её не посадит.

ХЛОПОВ. Саботаж?! Под суд пойдёшь!

АНАШКАН. Вместе с тобой? Пожалуйста! Сологубчик свидетель. Ты ведь всё хорошо запомнил. Правда же, Твердогуб? У него память кремень! А глаза какие! А ухи! За версту бдит!.. А лучше - мир, Хлопов! Я всего лишь меняю пост: сижу за баранкой. Рвётся мерин в путь. (ПОЛИНЕ) Ставь свечку, крестьяночка! Когда бы я - защебетала бы, аки скворец. И пяти минуток хватило бы. Молись, чтобы больше не встретиться. До скорой встречи, княжна!

СОЛОГУБ (семенит). Анашкан, я с вами!..

АНАШКАН (смеётся). Да ты Смелогуб, Губёночкин! А ну кукарекни.

СОЛОГУБ. Тэк, тэк-тэк!.. Тэк?

АНАШКАН. Да ты сорвиголова, Солёные Губы! Клюнь-ка... ножкой... дверь. (СОЛОГУБ распахивает дверь тычком ноги.) Головорез! (Смеётся.) Головорез! (Оглянулся.) Верной дорогой плетётесь, товарищи!

 

Вышли оба вон.

 

ХЛОПОВ. Ну я им!

НЮША (окликает) Дяденька Хлопов!

ХЛОПОВ. Достать протокол?

НЮША. Я спросить хочу. Можно?

ХЛОПОВ. Спрашивай. Если не долго.

НЮША. Я в НКВД, я, как вы, хочу.

ХЛОПОВ. В НКВД?

НЮША. Да. Как вы.

ХЛОПОВ. НКВД, малуха, не сахар - порой зубы скрипят.

НЮША. А девчонок туда принимают?

ХЛОПОВ. Смотря каких. Честных и смелых - да. Ты честная, смелая?

НЮША. Я не знаю.

ХЛОПОВ. Станешь такой - поезжай в Москву. Выучишься - подавай рапорт. Нам такие нужны. Ох как нужны! (Сунул руку в карман.) А что это там у вас? (Кивнул в сторону.)

НЮША. Где?

ПОЛИНА. И я не вижу.

ХЛОПОВ (бросив незаметно на кровать лимон). А, нет, показалось.

ПОЛИНА. А что было-то?

ХЛОПОВ. Говорю ж, показалось. (На пороге) Ну, желаю здравствовать!

ПОЛИНА. И вам: до свидания!

НЮША. До встречи в НКВД!

 

Слышно, заработал двигатель автомобиля.

 

(Объявляет) Мам, машина. Они не вернутся?

ПОЛИНА. Нет. Слышишь? Поехали... А ты что, вправду в НКВД собралась или так просто, прикинулась?

НЮША. Я, правда, туда пойду.

ПОЛИНА. Это ещё зачем?

НЮША. Если папка с войны не вернётся, я его разыщу. НКВД! Сила!

ПОЛИНА. Если сам не найдётся, никто не найдёт. Даже НКВД.

НЮША. А я найду. (Повернула голову.) Ой, мамочка, апельсин! (Скакнула к кровати.)

ПОЛИНА. Апельсин? Откуда? Неоткуда ему у нас взяться.

НЮША. Да вот же, вот! (Подаёт.)

ПОЛИНА. И, правда! Только это не апельсин - лимон. Видишь, он не оранжевый. Его в чай кладут... Хлопов, Хлопов, фокусник, иллюзионист!

НЮША. Ты думаешь, это он нам оставил?

ПОЛИНА. А кто же? Не эти же двое.

НЮША (приплясывая). Обманули дурака на четыре кулака! Как мы их, мам: вокруг носа!

ПОЛИНА. Вокруг пальца. За нос - водят. Только никого мы не провели. Они нас насквозь видят. (Смотрит на лимон в руке.) Хлопов, Хлопов... Хоть и впрямь свечку ставь.

НЮША. Мам, давай чай пить?

ПОЛИНА. Поздно чаёвничать. Ты его так съешь. Так тоже вкусно. Вот, держи!

НЮША (взяв, пропрыгивает в куть) Ли-мон, а-пельсин, а-пельсин, ли­-мон... Мам, я отрежу кусочек?

ПОЛИНА. Весь ешь.

НЮША (в кути). Ой, брызнул! Ты чего брызгаешься? Ата-та тебе, ата-та!.. Мам, это не лимон - апельсин.

ПОЛИНА. Говорю же, лимон.

НЮША. Апельсин! Я попробовала: кислый, горький. (Вышла из кути.) Мам, а ты чего это делаешь? Будто спит кто, а человека и нет. Они что, вернутся? Мы, что ли, сегодня не будем спать?

ПОЛИНА. Сегодня, Нюша, мы ляжем на печке.

НЮША. Да ну, там жёстко.

ПОЛИНА. Зато... не холодно: окна нет, не дует. Полежим до утра, погреем косточки. Ну, полезай на печь.

НЮША. А ты?

ПОЛИНА. И я следом. (Залезли.) Как хорошо-то здесь!

НЮША. Мам, глаза слипаются.

ПОЛИНА. Вот и хорошо, вот и спи.

НЮША (зевнув). Спокойной ночи, мама.

ПОЛИНА. Спокойной ночи.

 

Затемнение. Полная темнота.

Внезапный звук выстрела и звон разбившегося стекла.

 

Голос САВЕЛЬИХИ: «Отпрыгалась, хлыпатунья? Полятай, душенька, в рай!» Шаги. Тишина.

НЮША. Мама, что это было? И порохом пахнет.

ПОЛИНА. Это возмездие. Только кому? За что?

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

Декабрь 1944 года. Изба ШЕБАРИНЫХ.

Куть и горница выглядят так же, как в первом действии. Окно же теперь на четверть слепое: на месте разбитого пулей стекла выгоревший кусок какой-то материи.

Стемнело.

 

НЮША (одна). И что мне делать, как жить? Где отец - не известно, мать... (Обрывает.) Сколько месяцев её держат там? Уже и зима, а тогда было лето. Но погодите, всесильные: стану вашим начальником - всё вам припомню. И тебе, полкан-Анашкан, и тебе, голубчик-Сологубчик. И всем остальным. Одного только Хлопова и оставлю... Ну Савельиха, ну пулемётчица! И чего тебе не сиделось? Ишь, удумала! Посиди теперь т а м да подумай: можно или нельзя стрелять в мирных людей. К тому времени и я подоспею, выпущу, так уж и быть. Да я бы тебя и сейчас отпустила: ты ж не со зла, от любви к сыну. Да. Так мама сказала, мама всё знает... Ой, сама с собой разговариваю!.. Заговоришь: всё одна, одна. Ой, а как другие одни живут - тётя Капа, тётка Марья, баба Гриппа? Ой, так ведь и того, (шёпотом) умом тронуться можно. Долго ли? Всё, больше не буду. Молчи, язычок. (Через какое-то время) Калитка? От ветра захлопнулась? Нет, кто-то идёт. Тетя Капа, наверное... Ой!

 

Вошла ПОЛИНА.

 

Мама! Мамочка! Ты вернулась!.. Ой! (Испугалась.) У тебя... лицо... (Жалостливо) Тебя били?

ПОЛИНА. Скользко, темно, упала, стукнулась.

НЮША. Мама! Моя мама вернулась! Тебя отпустили! Я знала! Ты же не виновата. Или... опять Хлопов? Да, мама, Хлопов?

ПОЛИНА. Хлопова отстранили от дела. Меня - по здоровью: в положении я.

НЮША. В положении? (Замешательство.)

ПОЛИНА. У меня будет ребёнок.

НЮША. Ребёнок? (ПОЛИНА застонала от боли.) У-же?!

ПОЛИНА. Нагрей воды. Быстро!

НЮША (испуганно). Мама!

ПОЛИНА. Нет. (Схватилась руками за живот.) Беги к тёте Гриппе,  к дяди Прохора маме, скажи... Найдёшь что сказать. (Сдавленно) Да беги же ты, ну!

НЮША. Ой, мама! (Схватив пальтишко в беремя, выскочила на улицу.)

 

Затемнение. Крик новорождённого.

Освещение усиливается. Полдень следующего дня. В горнице ПОЛИНА (в постели) и тётя ГРИППА.

 

Тётя ГРИППА. Ну вот и отмучилась, дочка. Сын у тебя. А у меня внук, внучок. Я ему уже и имя придумала: Тимофей, Тимоша, Тимошечка, Тимофей Прохорович. Что с отчеством, что без отчества очень даже ладно звучит. Наречём, что ли, Тимошкой?

ПОЛИНА. Ах, хоть как назовите. Хоть Тимофеем, хоть Саввой.

Тётя ГРИППА. Чего это вдруг?

ПОЛИНА. Вернётся Захар, выгонит в шею. Куда я пойду?

Тётя ГРИППА. Куда? Как куда! Ко мне и пойдёшь. Ты ж теперь - что дочка родная. Среди ночи придёшь - заходи, не меньжуйся. Мой дом - твой дом.

ПОЛИНА. «Спасибо», «утешили». Как людям в глаза-то смотреть? Война, смерть, а я?..

Тётя ГРИППА. А чего ты такого содеяла? Дала жизнь ребёночку. Одним человеком на Земле больше стало. Одним воином, одною надеждой. Что он, маленький человек, объест, что ли, мир? Земля - она ведь большая: всем хватит и хлеба, и места.

ПОЛИНА. Отчего же тогда война? Отчего калитку дёгтем измазали? Отчего - слышу - кричат: «Потаскуха! Гулящая!»

Тётя ГРИППА. То недобрые люди, ты не слушай их. Они злые, потому как преглупые: сердце их не слышит, не видит. А как озреет, ослушится да вышелушится, как луковица из шелухи, тогда и сдобреет враз. С годоми добреют, мягчают норовом люди. Я ведь тоже злюха была. А как Прохора да с отцом, моим мужем, арестовали, так и вовсе - чуть было за ружьё не взялась. И стреляла бы, как Савельева Шурка, не разбирая. Да, на моё счастье, не было под рукой ружья. А вскорости притупилось и горе моё, и обида, а там и забылось совсем. Также и Прохор. Я простил, говорит, им всё: не они виной, время было такое. А теперь, говорит, по-другому всё, все одумались; а как война кончится, заживём, говорит, вот заживём! Люди, как одна семья, будут, как одно пребольшое семейство... Да, так-то вот и говорил. Где-то он сейчас, сынок мой единственный?.. Не то убаюкала я тебя своей говорильней?

ПОЛИНА. Я не сплю, нет. Вы такие слова хорошие говорите, у вас такой голос - только слушать и слушать. Говорите ещё.

Тётя ГРИППА. Я спросить хочу. Не обидишься, дочка?

ПОЛИНА. Что вы, спрашивайте.

Тётя ГРИППА. Ты б дозволила мне отписать Прохору про ребёночка. Эк, отец! Вот обрадуется парнишка!

ПОЛИНА. Обрадуется ли?

Тётя ГРИППА. Ещё как, что ты! «Эх, матушка, - сетовал не на шутку, - был бы у меня сынок, няньчила бы ты внучонка, всё бы тебе веселей было. Да и мне бы тогда было спокойнее». А спокой для солдата што? - Первейшая вещь. Отпишу, а?

ПОЛИНА. Поступайте, как знаете. Только - не навредить бы ему. Вдруг известие всполошит его, а нельзя: пули, война.

Тётя ГРИППА. Отпишу всё-таки. Войне скоро конец. Прохор вон что пишет: недалеко уж до их звериного логова. Две больших реки, а там и Германия: трепещи, немчура, русичи на подходе... Когда-то ещё соберусь, когда снесу к Антонине письмо, когда оно сыщет в окопе Прохора? Тогда, глядишь, и конец войне. Тут-то ему ещё одна радость. Отпишу. Решено... На, матерь, держи своё дитятко. А я домой побегу, сяду писать. Раньше отправлю посланьице - раньше обрадуется.

ПОЛИНА. Спасибо вам.

Тётя ГРИППА. За что? Мне дитёнка принять - нет ничто. А своего, да внучонка! - за полную радость. Крепни давай: мальчонке матерь в силе нужна. (О ребёнке) Ой, сосёт! Ой, сосёт! Прохор, помнится, тоже - как припадёт, так, бывало, не оторвать другой раз. С того и прыткий такой. Герой... Ну-да, не буду мешать. Доброго здравьица! (Уходит.)

ПОЛИНА. И вы не болейте.

Тётя ГРИППА. Разве ж охота - года. (В дверях.) Завтра приду, попроведаю. Али не тяготить?

ПОЛИНА. Приходите, конечно.

Тётя ГРИППА (напоследок). Вот ведь, бабушка, а!

ПОЛИНА (одна). Радуется старушка: внук, внучок. (Без перехода) А я и... (РЕБЁНКУ) Ну, чего ты не ешь? Ешь. (Себе) Чувствует, что ли?

 

Входит КАПА.

 

КАПА (виновато). Поленька, можно, Поленька?

ПОЛИНА. Заходи, раз пришла.

КАПА. Я за калиточку вышла - тёть Гриппа, от вас. И вся такая счастливенькая, вся светится. «Внук,- не нарадуется,- внучок!» Вот я и не утерпела, зашла на минуточку. Всё хорошо, Поленька? Всё хорошо?

ПОЛИНА. Одним мытарем у Иисуса Христа стало больше. Можешь поздравить, его и меня.

КАПА. Поленька! Можно, я погляжу разочек? Я не сглажу, Поленька, я не глазливая. Можно, Поленька?

ПОЛИНА. Да утешься уж.

КАПА. Я всего-то одним глазком. Одним глазиком. (Прилипла взглядом.)

ПОЛИНА. Что, похож? (КАПА не слышит.) Похож, говорю, на Прохора?

КАПА (оторвалась наконец). Ой, Поленька, как две капельки! И носик такой же, и ротик, и глазки.

ПОЛИНА (будто бы вдруг). Так - забирай.

КАПА. ?.. (Замешательство.)

ПОЛИНА. Забирай, говорю. (О КАПЕ) СтоИт.

КАПА. Ты отдаешь? Дэ... даришь?

ПОЛИНА. Берёшь - нет?

КАПА. Дэ... да, Поленька, да!

ПОЛИНА (не столько ей, сколько себе). Нет, не отдам.

КАПА. Поленька! Ты же сказала. Только что!

ПОЛИНА. Не отдам, нет.

КАПА. А я ведь поверила! А я... (Обиженно) Какая ты, Поленька! (Вдруг, ядовито) Я украду его у тебя. Украду! Украду!

ПОЛИНА. Так забирай.

КАПА. Поленька! Правда, Поленька?

ПОЛИНА. Нет, не отдам.

КАПА. Ну, Поля, Поленька!..

ПОЛИНА. Сказано: не отдам. Скажи лучше, что там, на белом свете? Как люди? А птицы?

КАПА (не понимающе). Люди? Птицы?

ПОЛИНА. А небо? Господь Боженька не выглядывал?

КАПА. Боженька?

ПОЛИНА. Не спустился с облаков на землю?

КАПА. Не... нет. (Запнулась.)

ПОЛИНА. Жаль. Он был бы сейчас в самый раз.

КАПА. Поленька, я боюсь. Что с тобой, Поленька? Ты не... Доктора? (Смелее) Тебе - доктора?

ПОЛИНА. А подать сюда Иисуса Христа! (Дико) Ах-ха-ха-ха!..

КАПА. Ой, Поленька! (Пятится к двери.)

ПОЛИНА. Ах-ха-ха-ха!..

КАПА. Я - за доктором... (В дверях.) Поленька!

ПОЛИНА (одна). Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!..

 

Затемнение. Свет.

Март. Солнечный полдень. Плачет ребёнок.

ПОЛИНА. Проснулся, горе моё. Да иду я, иду. Где ты тут есть?

 

Скрылась за занавеской, которая отделяет спаленку грудничка от остальной части комнаты.

 

НЮША (одна). Не успел и раскричаться-то толком - она уж бежит. А я маленькая была: да изорись - не подойдёт, не посмотрит. Толкнет папку в бок - он ко мне. Подойдёт папка, наклонится: «Чего плакает мой цыплёнок? Разве он плакальщик?» Возьмёт на руки, я и затихну: ночь, а не страшно - с папкой я... Папка, папка, где ты, где? (О ЗАХАРЕ) И про Тимошку не знает. Вернётся - вот будет сюрприз!.. И Тимошка не знает: кто он, где? Сосёт себе мамкину титьку, и тепло ему, хорошо, и думает, что на свете только он и мамка. Тимошка, Тимошка... Вот и мне бы так, чтоб не знать, чтО война и что в желудке урчит и что кушать нам нечего. А раздобудем чего, сварим, как траву-лебеду, без соли, так мама ведь и не ест. Повозит ложкой в похлёбке и отодвинет тарелку. То ли невкусно ей, то ли чтоб мне больше досталось. Мамка, мамка, у тебя же ребёночек! Тимошку вскармливать надо. У него ж вся еда - твоё молочко, он ведь титьку сосет, у него зубиков нет.

Вырастет наш Тимошка и ничего ведь не вспомнит: что война была, голод - и будет думать, что всегда был у нас хлеб, что был мир. А как узнает, то всего-то и скажет: «Я родился, оказывается, в войну». А то ещё и похваляться начнёт - мальчишки, они такие: я родился, скажет, в войну - значит, я сильный, солдат! Не то что ты или ты. И тресь тому по затылку! Тот - ему. И сцепятся он и он - и ну бороться, который кого. И Тимошка того переборет. А как же иначе: трёх месяцев нет, а уже и головку держит. И если потом случится война - первый пойдет воевать и будет бить врагов, как папка, как дядя Прохор, как вся наша армия - смело и хорошо. Такое ведь полчище разгромили - страшнее Мамая. Скоро Берлин возьмут. Сдавайтесь, фашистики, а то хуже будет. Хенде хох! Аусвайс!

 

Подошла к окну.

 

Ручеек бежит. Ой, и поле, где картошка росла, почти без снега. Сбегаю вечером - может, насобираю клубней на ужин. Глядишь, мамка тогда и поест, совсем ведь без силы... Ой, Антонинка идёт. Опять мимо прошла. Нет, к нам повернула, и в руке письмо. (Окликает) Мама, мам!

ПОЛИНА (за занавеской). Не кричи, Тимошка боится. Ну? Чего? Говори.

НЮША (себе). А вдруг похоронка? (ПОЛИНЕ) Нет, мам: ничего. Я так просто. (Себе) Сперва я - мало ли?

 

Скользнула за дверь.

 

(С порога, радостно, во весь голос) Мама, мам! Папка жив! Он письмо нам прислал.

 

Заплакал ребёнок.

 

ПОЛИНА. Ну вот, испугала. Говорила тебе: не кричи.

НЮША. Так радость же, мама. Такая радость! Идём, выходи, будем письмо от папы читать. (Плач прекратился.)

ПОЛИНА. Я Тимошку кормлю.

НЮША. Я тогда вслух буду читать. Слушай. «Здравствуйте, ненаглядные мои жена Полюшка и доченька моя Нюшенька, цыплёнок мой!» (Радостно) Мама, он не забыл: я цыплёнок! «Как давно я хотел обрадовать вас и вот сообщаю: я живой, неубитый». Мама, я говорила, а ты мне не верила. «Вы уж, наверное, перестали ждать и надеяться. Я не извещал вас, так как не мог: был в плену». Видишь, мама, я говорила... «Будь проклят тот день, та ночь, когда мы попали в окружение и, пробиваясь к своим, не смели с дороги фашистов». Мам, ну чего ты так долго? Идём!

ПОЛИНА. Сказала же, ребёнка кормлю.

НЮША. Ну, ладно, ладно. Дальше читаю. «Бежав из плена...» Мама, он убежал, видишь? «Бежав из плена, пробрался к своим, к партизанам, а теперь всем отрядом мы присоединились к нашей армии и гоним этих извергов вон с нашей земли. Ещё немного - и мы водрузим над Берлином наше алое знамя. Потерпите ещё чуть-чуть, и мы опять будем вместе. Как вы там, золотые мои?» Мама, мы золотые. «Написал бы ещё, да почта торопит. И стихи хотел приложить. Симонов. Знаете? Жди меня - и я вернусь...» Мама, я знаю, мы проходили. (Скороговоркой)

 

Жди меня - и я вернусь.

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Жёлтые дожди...

 

«Все бойцы у нас эти стихи почему-то домой переписывают. Ну-да, не стану писать. До свидания! Крепко-крепко вас обнимаю и крепко-крепко целую. Ваш...» Подпись, мама, и дата. Ого, январь! Два месяца шло письмо... Мам, ну чего ты так долго? (Отодвинула занавеску. Поражена.) Плачешь? Ты чего плачешь, мама? Надо радоваться, а ты...

ПОЛИНА. Я... от радости. От радости я.

НЮША. А разве от радости плачут?

ПОЛИНА. Ещё как ревут. Голосят! (Вышла из-за занавески, отвернулась.)

НЮША. Мама, я сяду ответ писать, а то когда ещё до папы дойдёт. (ПОЛИНА незаметно прячет на полке конверт.) Два месяца - и чего так долго? (Ищет.) Странно, здесь лежал... Мама, мам, ты конверт с полки не убирала?

ПОЛИНА. Я? Конверт?

НЮША. А, нашла! Ты чего от меня спрятался? Ат-та-та тебе, ат-та-та! Ишь какой, спрятался между книжками... Всё, мам, пишу... Ой, нет, мама, тут неудобно, я за стол пойду. (Заглянула за занавеску.) Мам, я отодвину пелёнки?

ПОЛИНА. Тимошку разбудишь. Зашумишь, зашуршишь - он и проснётся.

НЮША. Я буду, как мышка.

ПОЛИНА. Мышь как раз и шуршит. Шебуршится грызунья.

НЮША. Я буду тише, чем мышка. (Скрылась за занавеской.) Всё, пишу.

 

Проходит какое-то время.

 

ПОЛИНА (себе). Села писать. И ведь напишет, и накатает. Он прочтёт и - конец.

НЮША (высунулась из-за занавески). Мам, а про Тимошку писать?

ПОЛИНА (внезапно, зло). Писать! Непременно писать! И про Тимошку, и про дяденьку Прошку - про всех писать!

НЮША. Я поняла, я не буду.

ПОЛИНА. Нет, пиши! Но про всё. Про всё! И как я понесла и как разрешилась, и как калитку дёгтем измазали, и как склоняют меня на каждом углу и затихают, едва я приближусь. А отойду - снова секут: смеются, шепчутся в спину. А перестанут, я всё равно слышу. И сейчас слышу. О, какие это слова! Как заноза! Как нож. И эхом, эхом! (Сдавила ладонями уши.)

 

Звучат наперебой голоса: «Вон она, вон - бестыжая! Муж кровя проливает... сгиб на фронте, а она?.. Потаскуха! Гулящая!»

 

НЮША (дёргает мать за рукав). Мама, мама! Тимошка проснулся. Тимошка маму зовёт. Тимошка тебя зовёт.

ПОЛИНА (отдёргивает руку). Не хочу Тимошки. Не хочу Тимошки! Ничего не хочу! Жить не хочу! (В чём была вынеслась вон.)

НЮША (вслед). Мама! Мама!.. (Разорвалась бы надвое, если б было возможно.) Тимошка!.. (Кинулась к выходу.) Мама, мама!

 

На крыльце заметалась. Исчезла из виду. Ребёнок вовсе зашелся в крике.

Дверной проём зияет пугающей пустотой. Вот в нём обрамилась КАПА.

 

КАПА. Чего же он плачет-то так? (Окликает.) Поля, Нюшенька!.. Или нет никого? Точно, один. Да ты один, бедненький. Ушли, бросили... Иди ко мне, маленький. Иди к тёте на ручечки. (Баюкает.) А-а-а! А-а-а!.. Вот и умненький, вот и не надо плакать. Зачем... Где они? И дверь нараспах... (Вдруг) Украсть! За дворы - и к разъезду, и в первый же поезд... А проснётся? А мамку запросит? Нельзя, нет... А я ему молочка! Через сосочку... (Увидела на столе) Письмо? (Изумлённо) Захар? Точно, Захар. Живой. Живой. А вернётся - убьёт. Точно, убьёт - её иль детёночка. Так, лучше, я заберу. В одеялку! Скорей!.. Ой, нет... Идут? Точно, идут. (Удивлённо) Лускотин?

 

ЛУСКОТИН вносит безжизненно повисшую у него на руках ПОЛИНУ. За ним показались АНФИСКА и НЮША.

 

Поля, Поленька! (Метнулась навстречу.) Что с ней? Чего вы молчите? Поля, Поленька!..

ЛУСКОТИН. За что баб люблю? За это вот самое: чуть чё - сразу кып-кап, кып-кап. Глядишь, и обо мне какая кып-капнет. Сдохну - кып-капнешь, Кып-Кап?

КАПА. Поля, Поленька!..

АНФИСКА. Да не тряси ты её, ну! Живая она. Живее нашего. Дышит. Ну.

КАПА (не понимающе). Дышит? А не дышала?.. Что с ней, что?

ЛУСКОТИН. На тот светик прыг-прыгнула. Головёшка там, пятки тут. Я её за ножульки дёрг! - И она опять тута. С тебя литр, Кып-Кап.

АНФИСКА (поясняет). Из петли она. Удавилась, ну.

 КАПА. Удавилась?!

АНФИСКА. Да не насмерть же, ну.

КАПА. Себя жизни лишить!? У неё же ребёночек! У неё маленький.

АНФИСКА. Ребёнок, ну. А за ним чего? Влезла бы ты в ту шкуру, так и ты бы, ну... Лазила. Знаю.

ЛУСКОТИН. А там-то, там-то сичас! «Тревога! Свистать всех наверх!» Ищут-рыщут новопреставленную Полину Уральскую, а её тютеньки: «Исчезло дивное виденье, как сон, как утренний туман». Хрен вам, демоны вислокрылые, нам такие бабёшки самим нужны. Как лежит, как лежит! А кожа-то, кожа! Пух! Бархат!

АНФИСКА. Ну не петух ли, ну: бедро увидал... Отходь, Капа, одёрну подол-то, а то вон уж, ну, крылами бьёт. Глядит кто - нет, живой - мертвый? - что ему! Ну.

ЛУСКОТИН. Ай, всохла ты в меня, Анфисуля! Не отмочить, всмерть! (Передразнивает.) Горше редьки, горше редьки... Сахарной репы слаще. Ну.

АНФИСКА. Чего несёт? (ЛУСКОТИНУ) Сказануть бы тебе, да от людей стыдно. Вот ты как мне допёк, вот!.. (Жест.)

КАПА. Ой, а Нюша-то, Нюша. Жива? Не жива?

АНФИСКА. Увидай-ка такое. Ну. Уж на что я видывала всего, перевидывала, а и то чуть не в обморок. Ну.

ЛУСКОТИН. А всё я, мне спасибо. (АНФИСКЕ) Уломал тебя? Уломал. А не потоп-топали бы к Кап-Капке, сейчас бы и гробик. Вот, слушайся своего кормчего. Кормчий, как сокол, зрит.

АНФИСКА. И то правда: артачилась, ну. К тебе ведь волок. Со мной замирился, к тебе попёр: айда к Капе, айда к Капе... Ладно - пошла. Уж и к дому твому подходим - она. Раздемшись. Без обуви. Ровно чумная.

ЛУСКОТИН (продолжает). В огород - и галопом в хлев.

АНФИСКА. В огород и в хлев, ну. А видать же, что не по корову. Мы и заслед. Вбегли... Уй!

ЛУСКОТИН. Висит, качается. Следом чадо влетело, (кивок на НЮШУ) она, увидала, а картинка-то ах! И туда же, в прострацию. Смех!

АНФИСКА. Обомлела, ну. Я - девчонку за дверь, он - к вожже.

ЛУСКОТИН. А в углу коса. Я косою дзень! - И она плюх мне на ручки... Ну, потопали, что ли? Спрыснем здравие новоявленной Полины Уральской. С тебя литр, Кып-Кап.

КАПА. А у меня нет.

ЛУСКОТИН. Зато у нас есть. Вот он, голубчик. (Показывает.) По коням! Гоп-гоп! (Поёт) «Веди меня, слепец...» (Берёт под руку и АНФИСКУ.) Дерябнешь, Кып-Кап?

КАПА. Я?!.

АНФИСКА. А я глотну. Как щас вижу. Уй!

КАПА (о Шебариных). А как же они? Им же...

АНФИСКА (перебивает). Им сейчас лекарство одно - спокой. Мы уйдём, вот и спокой. Ну.

КАПА. Так они же...

ЛУСКОТИН. Оклемаются. Не боись. Ходу, Капонька, ходу! (Затворил, оглянувшись, дверь.)

 

Затемнение.

Свет. Полдень. Конец апреля. В горнице НЮША и тётя ГРИППА с Тимошкой на руках.

НЮША. Всё, баба Гриппа: полна чернильница!

Тётя ГРИППА. Стало быть, диктовать?

НЮША. Да, записываю.

Тётя ГРИППА. Как хорошо-то ты придумала, дочка. Я и с внучеком забавляюсь, и вроде как посланьице составляю. Поди, уж икает мой Прохор. Скажет: матушка вспомнила. А я и не забываю. Всё об нём думаю, всё об нём. Пишешь, дочка?

НЮША. Пишу, пишу.

Тётя ГРИППА. Где мы с тобой остановились-то?

НЮША. У тётки Марьи погиб ещё один сын. Читаю: «Пришла похоронная на Степана. Четвёртого отняла у Марьи война».

Тётя ГРИППА. Вычеркни про Степана. Он ведь двоюродный моему Прохору. Ещё размякнет сынок от вести такой, а ему силёнка нужна:  на войне всё-таки. А то - хуже - мстить за брата начнёт и, чего доброго, залютует. А нехорошо это. Или - совсем плохо - устыдится сейчас, что жив и цел. И туда, где самые пули. Куда ж я тогда без него? И про меня убери. Пусть не ведает, что глаза никуда и сердце не в прорву. Вот что пиши. Пишешь?

НЮША. Да.

Тётя ГРИППА (диктует). «Всё у меня, сынок, хорошо, жива, на здоровье не жалуюсь. У двоюродных братьев твоих тоже порядок. Бьют фашистов проклятых, и ты бей. А встретишь ежели Гитлера, то плени его...» 

НЮША. Так и писать?

Тётя ГРИППА. Слово в слово!

НЮША (повторяет, записывая). «А встретишь Гитлера...»

Тётя ГРИППА. «То плени его и вези сюда, как чуду-юду какую. Пусть глядит из мешка, что сотворило его звериное войско с нашей землёй и людями. Пусть глядит фашистский главарь на сожжённые хутора и деревни, на крошево городов, на могилы и горе. Пусть заглянет в глаза жёнам и матерям не вернувшихся с поля брани. Пусть его укорит взгляд ребёнка, оставшегося без отца, плач вдовицы и горе матери...» Ты чего, Тимофей? Обожди, Нюша, Тимошка хныкает. «Ай-лю, ай-лю-ли! Где бы-ли, бы-ли?..» 

 

Входит АНТОНИНА.

 

ТОНЯ. Аг... грип... пы...пы... пина у вас?

НЮША. Баба Гриппа? (ТОНЯ кивает.) Да. Вон, Тимошку нянькает. Баба Гриппа, вас!

Тётя ГРИПА. Кто там, Нюшенька?

НЮША. Антонина.

Тётя ГРИППА. Не она ли, не письмоносица?

НЮША. Она. Почтальонка.

Тётя ГРИППА. Сейчас, миленька! Тимошку в люлечку покладу - и к тебе. Всё, бегу. От Прошеньки, наверно, посланьице. Давненько не присылал. Письмо - нет?

ТОНЯ. Дэ... да.

Тётя ГРИППА. И, правда, письмо. Читай, дочка, скорей. А то чего я без очков разберу?.. Читай же уже.

НЮША. «Сообщаем вам...»

Тётя ГРИППА. Что такое?!

НЮША. Тут... неразборчиво... не прочесть.

Тётя ГРИППА. А ну?.. Где! Ясно, крупно. «Сообщаем вам, что ваш сын рядовой Данилин Прохор Матвеевич погиб смертью храбрых за свободу и независимость нашей Родины...»  Погиб? Как погиб? А мы ему письмецо... Только что.

НЮША. «Командир части такой-то...» (Заглянула в лицо.) Ой,бабушка!..

Тётя ГРИППА. Да что же это? Да как же это? Не сгноили там, так убили?! Есть ты там или нет, дух святой?! Есть у тебя душа или нету? Да как же ты попустил? О, горе, горе... (Вдруг, изменившимся голосом) Смертью храбрых, да? Смертью храбрых!? А смерть есть смерть - что геройская, что бесславная - и каково матери. Да как же вы!.. Да кто же вы, жестокие люди?! Единственную надежду, единственную опору, последнюю мою радость... Да будьте вы прокляты! Прокляты! Про... (Оседает, схватившись за сердце.)

НЮША (подхватывает её под руки). Бабушка!.. Антонина, беги за врачом. Быстро! (Та убегает.) Баба Гриппа! Не умирайте! Сейчас врач придёт. Не умирайте! Пожалуйста. Баба Гриппа! Ну, что же ты, бабушка!

 

Затемнение.

Свет. За окнами солнце. В горнице ПОЛИНА с Тимошкой.

ПОЛИНА (о ребёнке). Заснул. Поел и заснул. Спи, спи - пока спится... А солнце-то прямо в глаза, надо завесить, а то сейчас и разбудит. (У окна) Смотри-ка ты, трава проросла, листья проклюнулись. А ведь май ещё, только-только и начался. Жаркое, видать, будет лето... (Полуутвердительно) Никак, Нюшка идёт? Она. С репетиции вроде, а непохоже, совсем нос повесила. Чего она?

 

Вошла НЮША.

 

НЮША. Мам, ты где?

ПОЛИНА. Я здесь. Ты чего?..

НЮША. Я сейчас шла - чуть не заплакала. Тёти Гриппин дом неживой стоит. И окошки, и дверь досками заколочены, да вот так, крест-накрест, и калитка от ветра скрипит... Жили-жили в том доме люди: баба Гриппа и дядя Прохор и дедушка Матвей. А потом одна баба Гриппа. Я в тот дом приходила, баба Гриппа встречала меня на крылечке и провожала до самой калитки и махала мне вслед. А теперь никто не выйдет, никто не помашет. (Всхлипнула.)

ПОЛИНА. Жалко, жаль бабу Гриппу.

НЮША. Там теперь никто не живёт, и дом тоже как умер, а сам как будто живой. И всегда такой будет: и живой, и как умер. Как же, мама?

ПОЛИНА (не сразу). А Тимошка? Ты про Тимошку забыла! Вырастет наш Тимошка, женится и приведёт в тот дом жену. И родятся у них дети: мальчики, девочки. Мальчишки будут озоровать, девчонки секретничать, и огласится дом шумом и смехом. И дом совсем оживёт, снова станет такой же, как был, когда в нём жила баба Гриппа.

НЮША. Ой, и, правда, мама! А я и не подумала про Тимошку. У него будет жена, у меня муж, мы будем ходить друг к дружке в гости, и вы с папой будете к нам приходить, а мы к вам. Правда же, мама?

 

Зашипело за окном радио.

 

ПОЛИНА. Репродуктор включили. Сейчас сводку передадут.

НЮША. Мам, я дверь открою. Чтобы было слышнее.

Голос ЛЕВИТАНА: «Говорит Москва! Передаём чрезвычайное сообщение. Вчера, 8 мая 1945 года, германское командование подписало акт о безоговорочной капитуляции!»

НЮША. Мама, ты слышишь?! Немцы сдались. Они сдались, мама!

Голос ЛЕВИТАНА: «Великая Отечественная война победоносно завершена. Германия полностью разгромлена».

 

Крики на улице: «Ура! Победа!» 

 

НЮША. Ой, мама, смотри: все на улицу выбежали. Все радуются, кричат. Обнимаются, мама. Плачут! Это они от радости, мама. Идём, мама, к ним. Победа, мама!.. Снег? Мама, снег! Девятое мая, а снег. И солнце, мама!.. Я туда побегу. Там победа, мама! Там снег! (Скрылась из виду, не затворив за собой дверь.)

Голос ЛЕВИТАНА. «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-морской флот!»

 

Затемнение.

Свет. В дверном проёме показался солдат на костылях. Это ЗАХАР. ПОЛИНА не замечает его.

ЗАХАР. Здравствуй, жена!

ПОЛИНА. Захар?

ЗАХАР. Вот: ушёл на двух, пришёл на четырёх... Что-то не так? Где Нюша?

ПОЛИНА. Ушла. Скоро вернётся.

ЗАХАР. Не подойдёшь? Не обнимешь?

ПОЛИНА (виновато). Захар...

ЗАХАР. Что такое?!

ПОЛИНА. Я прижила сына.

ЗАХАР. Что-о?! Так вот оно что! А я-то, дурак, не пойму, чего на меня всё село выставилось. Жалеют, значит. Так-то ты ждала мужа с войны?

ПОЛИНА. Я тебя не ждала. Я думала, ты погиб.

ЗАХАР. Похоронила, значит.

ПОЛИНА. Ты пропал без вести на целых три года. Что могла я подумать?

ЗАХАР (внезапно, зло). «Жди меня и я вернусь»? «Только очень жди»? Всё враньё, Симонов! Всё вранье!.. А я-то поверил, а я-то надеялся, думал: ждут.

ПОЛИНА. Нюша тебя ждала. Очень сильно ждала.

ЗАХАР. Ты! Да знаешь ли ты, что такое плен? Знаешь?! А я трижды бежал из лагеря и дважды меня настигали и травили собаками. Видишь, какие у этих пёсиков зубки? Видишь?!

ПОЛИНА (отстраняясь). Захар, Захар!..

ЗАХАР. Но недолго я радовался. Затесался в отряд провокатор и явка сгорела. Нас схватило гестапо. Знаешь ты, что такое гестапо? Вот: железом, калёным железом!

ПОЛИНА. Ну, Захар, Захар!..

ЗАХАР. Но я и оттуда бежал! И опять давил по лесам этих гадов и днём, и ночью! А ты?!.. К кому я полз! На кого я молился!.. Я во сне тебе видел, я под пытками видел! И цеплялся... и шёл... К тебе! К Нюшке! Потому и не сдох... Зря! Зря! Ах, зачем не пристрелил ты меня, гуманист из Баварии?.. Обыскал под прицелом, извлёк документы и увидел на фото вас! Тебя - смеющуюся и красивую и её - девчонку двенадцати лет. «Майне фрау! Майне тохте! Йа, йа». И он раздумал стрелять. В кого?! В поверженного врага! Раненный в обе ноги, я лежал без движенья и в мыслях прощался с вами и с жизнью. А выстрела не последовало. Не прозвучал выстрел! Фашист опустил автомат. Ты слышишь? Фашист!.. А ты? Да ты хуже фашиста. Страшнее! Они хоть расстреливали, закапывали живьём, пытали, но не трогали душу, не измывались над сердцем. А ты? Да человек ли ты? Есть ли в тебе хоть сколько-то сердца? Нету! Ни столько и ни полстолька. Вот и я буду зверь. Где он?

ПОЛИНА. Ты не тронешь его, ты не тронешь.

ЗАХАР. Где он?! (Ищет.)

ПОЛИНА. Ты не тронешь его. Слышишь? (Заклиная) Захар!

ЗАХАР. Вот ты где!

ПОЛИНА. Не смей трогать ребёнка!

ЗАХАР (ПОЛИНЕ). Отойди! Прочь! (Оттолкнул.)

ПОЛИНА. Положи ребёнка! Положи ребёнка!.. (В отчаянье) Ну чего же ты стал! Давай, убивай! Чего тебе стоит. Ты ж у нас герой, «мы смерти смотрели в лицо». За ноги! Об пол!

 

ЗАХАР швырнул ребёнка на кровать.

 

Трус! Трус!

ЗАХАР. Вон! Вон из моего дома.

ПОЛИНА. И уйду. И уйдём. Иди ко мне, сын.

ЗАХАР. Вон! (Замахивается костылем.)

ПОЛИНА (в дверях). Трус! Трус!

 

Дверь едва успевает захлопнуться. С грохотом падает на пол, отлетев от двери, костыль.

 

ЗАХАР (один). Дрянь! Дрянь! (Отшвырнув второй костыль, валится, сотрясаясь от рыданий, на кровать.)

 

Проходит какое-то время. Входит НЮША.

 

НЮША. Папка?! Папка вернулся! Папка!.. (Хочет броситься ему на шею.) Что с тобой?.. А где мама? Тимошка?

ЗАХАР. Я их выгнал.

НЮША. Выгнал?

ЗАХАР. А что надо было? Расцеловать? Упасть в ножки?

НЮША. Тогда я тоже уйду.

ЗАХАР. Ну и иди. Беги к своей мамочке. Все уходите! Все!..

НЮША. Папка, папка, я так тебя ждала! (Уходит.)

ЗАХАР. Нюша, Нюшенька! Подожди! Да не уходи ты, постой! Нюша!

 

Собрав костыли, ковыляя, тоже скрылся за дверью.

Сцена какое-то время пуста. Вот на пороге показался ЗАХАР. Ведёт за руку НЮШУ.

 

ЗАХАР. Ну хватит уж обижаться, я ж ничего не знал. (Про ПОЛИНУ) На себя руки! А я-то, я: вот бревно!

НЮША (осаживает). Па-ап...

ЗАХАР. Ну всё, всё, цыплёнок мой. Иди зови мать.

НЮША. С Тимошкой?

ЗАХАР. С Тимохой, с Тимохой. Будем с ним трактор водить, рыбу удить.

НЮША. А я?

ЗАХАР. И ты с нами.

НЮША. Ой, папка, как хорошо-то будет!.. Бегу. (Остановилась: на пороге ПОЛИНА. С Тимошкой на руках.) Мама? Тимошка? Пап, да вот же они, сами пришли... Мам, меня папа за вами послал.

ПОЛИНА. Я слышала.

НЮША. Так идём, заходи. Чего ты стоишь?.. Да идём же, мама, идём. (Подводит к ЗАХАРУ.) Вот. И мирись давай. Тимошка, иди-ка ко мне. Гляди-ка что у меня. Видишь? (Отходит с ним в сторону.) СтоЯт. Да миритесь уже. Ну чего вы, как маленькие?

ПОЛИНА. Ты прости, Захар.

ЗАХАР. Ты прости.

ПОЛИНА. Я-то за что?

ЗАХАР. Да понёс... Нет, чтоб сперва...

ПОЛИНА. Пустяки! Главное, ты вернулся живой, и война кончилась.

ЗАХАР. Главное, вы живы, и всё у нас теперь будет хорошо.

ПОЛИНА. Будет?

ЗАХАР. Должно быть.

НЮША. Тимошка, они ещё сомневаются. Мы будем счастливы. Я знаю, я чувствую. Мама! Папа! Тимошка! Мы будем счастливы. Обязательно! Пер... Пер... (Слитно) Пер... непременно! (Улыбнулась.) Мы будем счастливы. (Кричит) Мы будем счастливы, люди-и!

                                

ЗАНАВЕС